— Ты бы лучше узнала, который час, — вмешалась в разговор ее мать.
— Одиннадцать часов, мадам, — раздался из темноты голос, в котором слышался иностранный акцент, и, обернувшись, Уинтерборн увидел внушительного служителя этих двух дам. По всей вероятности, он только что подошел к ним.
— А, Юджинио! — сказала Дэзи. — Я еду кататься на лодке.
Юджинио склонил свой стан.
— В одиннадцать часов вечера, мадемуазель?
— Я поеду с мистером Уинтерборном. Сию минуту поеду.
— Скажите, чтобы она не ездила, — обратилась к своему агенту миссис Миллер.
— По-моему, вам не следует кататься на лодке, мадемуазель, — проговорил Юджинио.
Уинтерборна возмутило, что эта хорошенькая девушка так просто обращается со своим агентом, но он промолчал.
— Вы, должно быть, считаете, что это неприлично? — воскликнула Дэзи. — У Юджинио все неприлично!
— Я весь к вашим услугам, — сказал Уинтерборн.
— Мадемуазель предполагает ехать одна? — осведомился Юджинио у миссис Миллер.
— Нет, нет! С этим джентльменом! — ответила матушка Дэзи.
Юджинио метнул взгляд на Уинтерборна (тому показалось, что агент усмехнулся) и, отвесив поклон, торжественно проговорил:
— Как мадемуазель будет угодно.
— А я ждала, что вы устроите сцену! — сказала Дэзи. — Теперь мне и ехать расхотелось.
— Но если вы не поедете, тогда я устрою сцену, — заявил Уинтерборн.
— Вот это мне и нужно — чтобы кто-нибудь немножко поволновался! — И девушка снова засмеялась.
— Мистер Рэндолф изволил лечь спать, — ледяным тоном произнес агент.
— Ну, Дэзи, теперь нам можно возвращаться, — сказала миссис Миллер.
Дэзи отошла от Уинтерборна, но продолжала посматривать на него, улыбаясь и помахивая веером.
— Спокойной ночи! — сказала она. — Надеюсь, что вы разочарованы, или возмущены, или еще что-нибудь в этом роде.
Уинтерборн серьезно взглянул на девушку и пожал протянутую ею руку.
— Я озадачен, — ответил он.
— Ну, я надеюсь, это не помешает вам уснуть! — насмешливо сказала она, и под охраной столь привилегированной особы, как Юджинио, обе дамы пошли к гостинице.
Уинтерборн, и на самом деле озадаченный, долго смотрел им вслед. Он погулял с четверть часа у озера, раздумывая над непонятными причудами и бесцеремонностью этой девушки. Но единственный вывод, который ему удалось сделать в результате своих размышлений, заключался в том, что с ней недурно было бы «уединиться где-нибудь».
Через два дня Уинтерборн «уединился» с мисс Дэзи в Шильонском замке. Он ждал ее в большом холле гостиницы, где слонялись и глазели по сторонам гиды, лакеи и иностранные путешественники. Ему самому не пришло бы в голову назначить свидание в таком месте, но мисс Дэзи приказала ждать себя именно здесь. Она сбежала вниз по лестнице в элегантном строгом дорожном костюме, застегивая на ходу длинные перчатки, прижимая к своему стройному стану нераскрытый зонтик. Уинтерборн был наделен воображением и, как выражались наши предки, чувствительным сердцем.{19} Услышав на широкой лестнице быстрые, уверенные шаги мисс Дэзи, окинув взглядом ее туалет, он почувствовал, что их предстоящая поездка будет овеяна романтикой, точно и в самом деле это было «похищение». Он провел мисс Дэзи сквозь толпу праздных людей, собравшихся в холле; ее провожали пристальными взглядами. Она принялась болтать, как только подошла к нему. Уинтерборн полагал, что они поедут к Шильонскому замку в коляске, но мисс Дэзи во что бы то ни стало захотела ехать на пароходике. Она заявила, что пароходы — ее страсть. На озере всегда такой приятный ветерок, и публики будет много. Поездка быстро подошла к концу, но спутница Уинтерборна успела много всего наговорить за это время. На взгляд молодого человека в этой их эскападе было нечто смелое, рискованное, и такого же отношения к ней он ждал и от мисс Дэзи, правда, привыкшей пользоваться свободой. Однако ему пришлось испытать разочарование. Дэзи Миллер была очень оживлена, она находилась в прекрасном расположении духа, но в ее манере держать себя не чувствовалось ни малейшего волнения: она не избегала ни его взгляда, ни взглядов посторонних людей, не краснела от смущения, встречаясь с ним глазами или замечая, что сама привлекает к себе чужие взоры. Пассажиры засматривались на нее, и Уинтерборну было приятно, что у его спутницы такая элегантная внешность. В глубине души он побаивался, как бы она не вздумала слишком громко говорить, смеяться и, чего доброго, разгуливать по палубе. Но вскоре все его опасения рассеялись, он улыбался, не сводя с нее глаз, а она спокойно сидела на скамейке, высказывая разные оригинальные суждения. Уинтерборну еще не приходилось слышать такой милой невинной болтовни. Его убедили, что Дэзи вульгарна. Но так ли это, или, может быть, он просто начинал привыкать к ее вульгарности?
Разговоры мисс Дэзи с самого начала приняли, выражаясь научно, объективное направление, но время от времени она затрагивала и личные темы.
— Почему у вас такой торжественный вид? — спросила вдруг мисс Дэзи, устремив на Уинтерборна свои милые глаза.
— Торжественный? — удивился он. — А мне казалось, будто я улыбаюсь во весь рот.
— Можно подумать, что вы везете меня на похороны. Если это называется «во весь рот», значит, у вас ротик очень маленький.
— Вы хотите, чтобы я сплясал жигу здесь на палубе?
— Ах, пожалуйста! А я обойду публику с вашей шляпой. Это окупит расходы по путешествию.
— Мне еще никогда не было так хорошо, как сейчас, — вполголоса сказал Уинтерборн.
— Как приятно, что вы так говорите. Какой вы все-таки странный!
Лишь только они остановились у причала и вошли в замок, их разговор окончательно принял субъективное направление. Дэзи бегала по сводчатым подземельям, шурша юбками, взбиралась по винтовым лестницам, шаловливо вскрикивала, с испугом отступая от oubliettes,[6]а ее очаровательные ушки внимательно выслушивали объяснения Уинтерборна. Но он чувствовал, что история средневековья мало интересует мисс Дэзи, мрачное прошлое Шильонского замка не действовало на ее воображение. Им посчастливилось бродить там в обществе одного лишь смотрителя, и Уинтерборн условился с этим должностным лицом, что их не станут торопить, не помешают останавливаться, где захочется. Смотритель великодушно снизошел до этой просьбы, тем более что Уинтерборн предварительно проявил великодушие со своей стороны, и под конец предоставил их самим себе. Мисс Миллер не отличалась особой последовательностью в своих высказываниях, но если ей хотелось что-нибудь узнать, предлог для этого всегда находился. Забираясь в мрачные бойницы замка, она нашла не один такой предлог и, забрасывая Уинтерборна неожиданными вопросами о нем самом, о его семье, его прошлом, его вкусах, привычках и дальнейших намерениях, сообщала ему интересные сведения о себе самой. О своих вкусах, привычках и намерениях мисс Миллер дала самый подробный и в высшей степени благоприятный отчет.
