Эти первые два года были настолько ужасными, что Кася каждый день тосковала по своей матери и ее дому в южной Польше. В сущности, она вернулась бы на родину, но жить там было сложнее, чем в Англии. В ее стране не существовало законов, защищавших женщин и детей от мужской жестокости, в отличие от Соединенного Королевства, где беженцы находились под защитой государства, а в такой помощи Кася отчаянно нуждалась. Ее муж, отец ее детей, регулярно избивал их, так что в конце концов единственным способом спастись от него и его постоянного пьянства был отъезд за рубеж. Поскольку Оленка уже жила в Англии, было решено, что Кася должна присоединиться к ней, поэтому ее родители, которые вовсе не были обеспеченными людьми, потратили все свои сбережения, чтобы собрать ее в дорогу.
Кася уже давно расплатилась с ними и продолжала посылать деньги; в их семейном доме в горах теперь появился внутренний туалет вместо деревянной конуры на улице. Теперь ее мать могла оплачивать труд наемных работников при сборе урожая малины, которая росла на склоне холма, а ее отец купил подержанный трактор. Несмотря на эти приятные излишества, родители продолжали настаивать, чтобы Кася тратила свои деньги на детей. Им было трудно понять, что теперь она имела достаточно средств, чтобы они почти ни в чем не нуждались. Она даже могла покупать маленькие подарки для обитателей дома престарелых в дни именин, и они радовались этой польской традиции, с которой большинство из них раньше не встречалось.
Хотя они с Оленкой по-прежнему работали в доме престарелых, теперь они жили в гораздо более дружелюбном районе Уэйверли: Оленка – в просторной квартире над газетным киоском на Селдон-Райз, а Кася – в нарядном таунхаусе с эркерным окном и вьющейся глицинией на Патч-Илм-лейн, который они с Томашем арендовали у его работодателей.
Томаш. Одно его имя вызывало прилив счастья из глубины ее существа, а на лице тут же появлялась улыбка. Он был ее красивым, талантливым, щедрым и нежным спутником, настоящим великаном с мышцами, твердыми, как скалы Кестерли. А его глаза, когда она заглядывала в них, каждый раз заставляли ее таять. Они познакомились три года назад, когда он приехал в «Гринсливз» уладить какую-то проблему с водопроводом, и если это не было любовью с первого взгляда, то Кася вообще не знала, что это такое.
Вскоре она обнаружила, что весь мир любил Томаша; люди, как только узнавали Томаша поближе, тут же располагались к нему. От этого трудно было удержаться, потому что он всегда лучился добротой и юмором и не жалел времени, чтобы помогать другим. Как и Кася, он прожил в Англии два года; как и она, он до сих пор посылал деньги своей матери, которая осталась в Польше.
Вскоре после того, как они стали жить вместе, в карьере Томаша произошел необыкновенно удачный поворот. Пойнтеры, владевшие двумя самыми большими кемпингами для автофургонов в бухте Перримэна и несколькими другими деловыми предприятиями, назначили его ответственным за техобслуживание всех своих объектов. Более того, они гарантировали ему как минимум два выступления в неделю на пике сезона в развлекательном центре «Голубой океан». Поскольку Томаш любил петь не меньше, чем шутить и смеяться, он ухватился за эту возможность, и теперь, выучив все популярные английские песни, он часто становился самым желанным исполнителем в летние месяцы.
Сейчас, торопливо минуя ворота своего темно-коричневого дома с горшками фигурно подстриженных растений по обе стороны от крыльца и витражной панелью на входной двери, она шарила в сумочке в поисках ключей и одновременно разговаривала с Томашем по телефону.
– Так где ты сейчас? – спросила она, открыв дверь и наклонившись, чтобы забрать почту. Она обожала это место, с темно-красными коврами от одной стены до другой, с посудомоечной машиной на кухне, семейными фотографиями на стенах и ощущением полной безопасности.
– Только что вышел из «Голубого океана», – ответил он. – Кстати, сегодня там были полицейские, которые спрашивали о Софи Монро.
Кася нахмурилась.
– Ты имеешь в виду дочь Хейди и Гэвина? Что с ней случилось?
– Судя по всему, она пропала.
Кася резко остановилась.
– Пропала? – Перед ее мысленным взором промелькнули всевозможные ужасные образы.
– Так говорят. Я еще не знаю подробностей, но полицейские спрашивали всех, видели ли они девочку с прошлого воскресенья.
– А ты видел ее?
– Не помню такого, но возле эстрады было полно людей, поэтому она вполне могла находиться там, а я просто не заметил ее.
Закрыв входную дверь, Кася пошла по коридору и на ходу захлопнула дверцу кладовки под лестницей.
– Последний раз ее видели в прошлое воскресенье? Восемь дней назад?
– Думаю, да. Глин считает, что она поссорилась с родителями и теперь наказывает их, спрятавшись где-то неподалеку.
Глин снимал квартиру вместе с Оленкой и работал шеф-поваром в парке «Голубой океан».
– Ужасно, если это правда, – пробормотала Кася. – Хотя это в любом случае ужасно. Должно быть, Хейди и Гэвин с ума сходят от беспокойства. Ты встречался с ними?
– Не сегодня. Ивен, заместитель управляющего, как обычно, занимался текущими делами.
Когда Кася вошла в узкую кухню, она бросила сумочку на стол и быстро просмотрела почту.
– Не знаю, может, стоит позвонить Хейди, – задумчиво произнесла она. – Я вряд ли как-то смогу ей помочь, но хочу, чтобы она знала, что я тоже беспокоюсь.
– Полагаю, все ее друзья уже позвонили, – ответил Томаш. – Но я зайду к ним попозже. Если увижу ее или Гэвина, то скажу им, что мы полностью в их распоряжении.
– Пожалуйста, сделай это. Когда ты вернешься домой?
– Наверное, около семи вечера. Дети уже придут?
Кася посмотрела на белую доску, висевшую на стене над маленьким столом, где они собирались за завтраком. Там были расписаны все главные занятия членов семьи на текущую неделю; из-за летних каникул надписей было не так много, как обычно.
– У Ани урок танцев в шесть часов, а Антон начинает занятия карате в семь вечера.
– Обещаю быть дома в семь. Ладно, теперь мне нужно отключиться; я как раз поворачиваю в парк «Морской вид».
– Ты не забудешь позвонить маме?
Он рассмеялся.
– Думаешь, я посмел бы забыть о ее дне рождения? Она была рада сказать мне, что я ужасный сын, и поблагодарить тебя за шоколад.
Зная о том, что благодарность досталась только Томашу, так как его мать была ревностной католичкой и не одобряла отношения своего единственного сына с замужней женщиной, Кася сказала:
– Я рада, что подарки пришлись кстати.
– Так и есть. Но теперь я и впрямь не могу больше говорить. Позвони, если что-нибудь понадобится, или до встречи дома.
Положив телефон, Кася налила себе холодного сока и бегом поднялась наверх, чтобы снять униформу сиделки перед душем. Оленка, чья смена начиналась с восьми вечера, присматривала за детьми, и поскольку она должна была привезти их домой как минимум через полчаса, Кася надеялась, что у нее останется время для проверки электронной почты до того, как начнется обычный домашний хаос. Однако, когда она вошла в свободную комнату, где Томаш поставил компьютер, то, к своему изумлению, обнаружила, что там ничего нет.
