Его кулон.
Дизайн кулона полностью повторял вышивку на униформе.
— Это несколько видоизмененный кадуцей, — ответил он на незаданный вопрос, и Тэйла отвела взгляд от вышивки, потому что ее сознание заполнили картины того, как его кулон ласкал ее кожу, когда док двигался в ней. — Дизайн разработал мой младший брат. Мы не могли использовать человеческий медицинский символ.
— Я все еще не могу понять, каким образом демоны умудряются поступить в медицинскую школу. Разве не надо для этого иметь аттестат колледжа или — эй, надо запатентовать идею — доказать, что являешься человеком?
— Не все, кто выглядят как люди, ими являются, Тэйла. Друзья наверху могут помочь в чем угодно. Даже устроить в медицинскую школу демона, выросшего не среди людей.
Сама идея, что демоны могут объединить усилия для того, чтобы сделать нечто нормальное, а не чудовищно злое, не укладывалась в ее голове. Из-за этого она почти забыла, что он не ответил на второй вопрос. Почти.
— И? Что будет со мной? Собираешься оставить меня здесь привязанной к койке, и использовать в качестве сексуальной забавы?
— Должен напомнить, что это ты умоляла меня о сексе. Не наоборот.
Ну вот, опять он суется с ненужными напоминаниями.
— Ну и что? Ты не смог сопротивляться раненной, ослабевшей женщине, бредящей о сексе?
Во взгляде дока промелькнуло нечто жаркое, что отозвалось неуместной волной тепла в ее теле.
— Считай это особенностью моего вида. Я не мог сопротивляться твоему аромату. У тебя была потребность. Я на нее отозвался.
— Но не смог ее удовлетворить. — Жестокий выпад, рассчитанный на то, чтобы причинить боль, потому что она не могла задеть его каким-нибудь другим способом. Но док всего лишь слегка нахмурился.
— Должно быть, что-то с твоим организмом. Я могу сделать анализы… попытаться снова…
— Нет! — Тэй было интересно, сможет ли он своим очевидно обостренным обонянием почувствовать, что ее подвел дезодорант. Она знала, почему не может получить оргазм, но не собиралась делиться своим знанием. — Просто ответь на мой вопрос. Что ты собираешься со мной делать?
Док наконец посмотрел на пейджер, потом снова взглянул на нее.
— Кое-кто из моих коллег хочет забрать тебя отсюда и пытать, пока ты не заговоришь. — То, как он это сказал — между делом, как что-то, само собой разумеющееся — напугало ее больше, чем то, что он сказал. — Я бы не хотел, чтобы они это сделали. Слишком много сил я потратил на то, чтоб тебя спасти.
Тэй оттолкнула таинственный сэндвич, понимая, что теперь точно не будет его есть.
— Ага, понимаю, пытки и убийство после всех твоих усилий — реальный облом.
— Тогда дай мне хоть что-нибудь, истребительница.
— И что? Ты дашь мне выйти через главный вход в ритме вальса?
— Я сделаю все, чтобы тебя никто не пытал.
— Если считаешь, что я тебе скажу хоть слово об «Эгиде», ты явно под кайфом. — Тэй опустила взгляд на руки. — Где мое кольцо?
— Изъято в счет частичной оплаты за твое лечение.
— Ты… ублюдок, — прошипела девушка. — Оно для меня бесценно.
Вступая в ряды «Эгиды», каждый Хранитель выбирал какое-нибудь ювелирное украшение: кольцо, часы, кулон — что-нибудь личное, и этот предмет заговаривали. Кольцо Тэй раньше принадлежало ее матери.
— Большинство из того, что «Эгида» отняла у меня, тоже было бесценно.
Великолепно. Просто великолепно. Если врагу удастся выяснить, каким образом действует магия, заключенная в кольце, и какими талантами она награждает носящего его, демоны смогут найти способ нейтрализовать заклятие «Эгиды».
Сжав руки в кулаки, Тэй принялась проклинать заклятие против насилия.
— Я ничего тебе не скажу.
— Расскажи о своих родителях.
Она моргнула, застигнутая врасплох вопросом на эту тему.
— Зачем?
— Если ты не хочешь рассказывать об «Эгиде», расскажи о себе. Кому от этого будет плохо?
Наверняка это был какой-то трюк, но Тэй не видела ничего страшного в рассказе о людях, которые давно умерли.
— Я никогда не знала отца. Мама умерла, когда мне было шестнадцать.
— А ты когда-нибудь видела отца? Может, на фотографиях?
— Что, черт возьми, за вопросы? И хотя это не твое дело, но нет. Мама даже не сказала ни разу, как его звали.
Тэйла сомневалась, что мама знала имя парня. Мать сидела на героине, когда родила Тэй, так что ее стариком мог быть любой из неудачников, с которыми мама трахалась ради дозы.
Хеллбой стоял с задумчивым выражением лица, будто ему было интересно слушать ее рассказ. Наверное, вся его жизнь была скудна на события и состояла только из лечения демонов и секса с человеческими пациентами.
— Как умерла твоя мать?
Воспоминания, с которыми Тэй боролась долгие годы, проснулись и начали ворочаться в ее голове, подобно живому организму. Она даже не стала подавлять ярость. Горечь была так приятна на вкус, Тэй как раз нуждалась в напоминании, почему ей надо ненавидеть этого мужчину.
— Она была убита, — произнесла девушка. — Демоном.
Нэнси Аллен не собиралась забирать жизнь у мужчины, стоящего на пересечении тенистой подъездной дорожки и темного переулка, хотя он и заслуживал смерти за собственную глупость. Его дорогой плащ, слаксы и ботинки только что не кричали: «Ограбь меня, избей меня, а потом пырни меня ножом в печень».
Нет, она не станет его убивать. Совет Вампиров издал четкие указания относительно забоя и устранения людей, как и советы основных видов демонов, и хотя по утвержденным правилам она имела право на одно убийство в месяц, Нэнси уже давно никого не убивала.
Может, это нежелание отнимать жизни было как-то связано с тем фактом, что и до обращения в вампира, она работала медсестрой. А может, потому что она редко ловила кайф, который испытывали вампы в момент смерти жертвы.
Она просто не была склонна к какому-либо виду зависимости, если не считать любовь к шоколаду.
Даже если она и убивала, то ее жертвами были подонки, избивающие женщин, или растлители детей, которые заслуживали смерти. Вот от этого она получала кайф.
К несчастью, и подонками она больше не перекусывала. Те имели склонность напиваться или накачиваться наркотиками, поэтому после такой еды она ходила несколько дней, будто в тумане. Курильщики были хуже всего; их кровь была отвратительной на вкус, и после нее у Нэнси начинались мигрени.
Ее предполагаемый донор засунул руки в карманы и наблюдал за движением на дороге, в двух кварталах от него, возможно, ожидая, когда за ним заедут. Он выглядел так, словно собирался на одну из модных вечеринок, устраиваемых на Манхеттене, ядовито-голубые коктейли на которых стоили больше, чем она зарабатывала за месяц, работая медсестрой.