Когда Синегривка снова выбралась из ежевики, она увидела, как Вихрегон изо всех сил наподдал задними лапами последнему Речному коту и обратил его в бегство.
— Отступаем! — завизжала Ракушечница, и оставшиеся Речные коты бросились наутек. Глашатая, сверкая глазами, устремилась следом за ними, прошипев напоследок: — Но Нагретые Камни все равно остаются за нами!
— А деревья — за нами, — крикнул ей вслед Солнцесвет.
Белогривка сорвалась с места и с ликующим визгом погнала Речных воинов к границе.
— Погодите, мы и камни скоро отберем! — завопил Остролап, когда Речные коты с плеском бросились в воду и поплыли к своему берегу.
Солнцесвет поднял голову. Одно ухо у него было надорвано, кровь тонкой струйкой сбегала по щеке.
— Вы все отлично сражались, сказал глашатай, обводя глазами соплеменников. — Есть тяжелораненые?
Синегривка вспомнила о своем вывернутом когте и мгновенно почувствовала пульсирующую боль, разливающуюся по подушечке лапы. Ей было очень больно, но она знала, что сможет дойти до лагеря самостоятельно.
— Пустяки, несколько царапин, — доложил Дроздовик.
— А меня Выдрохвост цапнул, — пожаловался Лоскут. — Теперь от меня будет несколько дней вонять рыбой!
Синегривка застыла от испуга, заметив кровь на белой шерсти Белогривки.
— Ты ранена? — ахнула она.
Белогривка небрежно покосилась на алые потеки и фыркнула:
— Это не моя кровь!
Синегривка перевела дух и погладила сестру хвостом по ушам.
— Думаю, теперь они нескоро осмелятся повторить свою подлую вылазку, — прорычал Остролап.
Вихрегон, все это время не сводивший глаз с реки, медленно произнес:
— Им вообще не следовало этого делать. Они уже получили Нагретые Камни, им мало?
— Идем — воскликнул Солнцесвет. — Нужно рассказать племени обо всем, что произошло.
Синегривка следом за сестрой побрела в лес. Насторожив уши, она услышала, как Вихрегон негромко сказал Солнцесвету:
— Они непременно вернутся. Мы потеряли их уважение, добровольно уступив Нагретые Камни.
— Так решил Острозвезд, — спокойно ответил Солнцесвет.
— Так-то оно так, — осклабился Вихрегон, — но ведь он может изменить свое решение.
— Кстати, а где Острозвезд? — спросил Солнцесвет, словно только сейчас заметил, что предводитель не принял участие в битве. — Почему он не возглавил ваш отряд?
— Попробуй спросить об этом его самого, — пожал плечами Вихрегон. — Потому что никто в Грозовом племени понятия не имеет, куда он подевался.
Синегривка снова почувствовала знакомую дрожь в лапах. С Острозвездом творилось что-то неладное. Очень неладное.
Глава IV
— Мы вышвырнули их прочь, — объявил Солнцесвет, первым выбегая из туннеля.
Змеезуб бросился к Грозовому глашатаю.
— Ни один Речной воин в окрестностях лагеря не появлялся, — доложил он. — Мы прочесали весь лес, но никого не нашли.
— Спасибо, — кивнул Солнцесвет. — Вы отлично выполнили свой долг.
Синегривка почти не слышала, о чем они говорят. Ее взгляд был прикован к маленькому исхудавшему телу Нежнолапки, лежавшему посреди поляны. Алосветик и Рябинка вылизали ее шерстку и подвернули лапки под грудку, точно так, как когда-то это проделали с телом Лунницы.
Радостное возбуждение битвы мгновенно растворилось в горечи, наполнившей сердце Синегривки. Она молча стояла и смотрела, как сгорбившаяся Розолапка тихо подходит к сестре и опускается рядом с ней на землю.
Притихший Остролап быстро подошел к Нежнолапке и лизнул ее между ушами.
— После прощания я помогу похоронить ее, — глухо сказал он Алосветик.
Пышноус вышел из палатки целителей с охапкой трав в пасти. Гусохвост молча семенил следом. Пышноус положил травы перед старым целителем и попросил:
— Разжуй их, пожалуйста, пока я осмотрю раненых.
Он говорил с Гусохвостом очень мягко, словно со слабым и беспомощным стариком. Но Гусохвост, будто не слыша, молча смотрел в сторону детской.
Пышноус еще ближе пододвинул к нему травы.
— Нам понадобится много кашицы из окопника, — терпеливо пояснил он, глядя на вернувшихся патрульных. — Кажется, у нас тут очень много царапин.
Гусохвост моргнул и посмотрел на своего ученика.
— Окопник? — переспросил он.
Пышноус кивнул и постучал лапой по кучке целебных трав. Гусохвост снова захлопал глазами, но потом все-таки наклонился и принялся пережевывать листья. Пышноус быстро обошел раненых котов. Первым он осмотрел Остролапа и покачал головой.
— Глубокая царапина.
— Пустяки, — отмахнулся Остролап. — Я даже боли не чувствую.
— Когда рана воспалится, сразу почувствуешь, — нахмурился Пышноус, поворачиваясь к Гусохвосту. — Мы принесли пижму?
Старик обнюхал лежавшие перед ним травы и кивнул.
— Иди к Гусохвосту, — велел Остролапу Пышноус. — Попроси его втереть пижму в твою царапину.
Видя, что молодой воин неохотно переминается с лапы на лапу, Пышноус посмотрел на тело Нежнолапки и твердо сказал:
— Тебе понадобятся силы, если ты хочешь похоронить сестру.
Остролап тут же опустил голову и отошел.
Следующей Пышноус осмотрел Белогривку.
— Иди-ка к ручью, вымойся хорошенько, — посоветовал он. — Насколько подсказывает мой нос, это кровь Речного племени, и лучше тебе ее не слизывать, а то еще стошнит.
— Фу, рыбная вонь, — передернулась Белогривка, бегом бросаясь к выходу.
Синегривка подняла лапу и показала Пышноусу свой свернутый набок коготь. Тот сокрушенно покачал головой.
— Да уж, это очень больно. Но быстро заживет, если ты не будешь перетруждать лапу.
Подушечка на лапе отекла и горела огнем, но после того, как Остролап с таким мужеством отнесся к своей ране, Синегривка не могла показать, как ей больно.
— Возьми у Гусохвоста кашицы из окопника, — велел Пышноус. — Это облегчит боль.
— Спасибо, — кивнула Синегривка и похромала к целителю.
Интересно, Гусохвост вспоминал о пророчестве? Думал ли он, что Синегривка достойна своей будущей судьбы? Правда, сегодня она не просияла, как огонь, на весь лес, но все-таки вела себя очень храбро.
Гусохвост как-то странно посмотрел на нее и пододвинул кучку разжеванных трав.
