— Не думаю, — сказал он ледяным тоном. — Она не в твоем вкусе: этакая английская кобылица, неуклюжая, как корова, толстуха с огромными руками-ногами… И вообще старая дева, синий чулок.
— Она что — девственница?!! — хрюкнул Сальваторе, давясь от смеха.
— Да черт ее знает! Я не проверял! — рявкнул Манфредо, начиная терять терпение. — На такую страхолюдину мало кто польстится, тем более что одевается она ужасно, словно с помойки… — продолжал он, ловя себя на мысли, что в отношении одежды сказал чистую правду. — Ну ладно, Сальваторе, мне пора. Кто-то в дверь стучит. Поговорим при встрече.
— Это мой брат, — сухо пояснил Манфредо, повесив трубку, — Сальваторе. Судя по всему, наша история дошла и до Венеции. Теперь мы стали гвоздем программы… Ну они у меня дождутся! Как только вернусь домой, потребую немедленно опубликовать опровержение всем этим сплетням. И пусть только попробуют напечатать хоть одно грязное слово! Я буду предъявлять иск любому, кто осмелится запятнать вашу репутацию! — с горячностью воскликнул он и добавил уже более примирительно: — Но в Англии, как это ни прискорбно, я абсолютно бессилен что-либо изменить…
Эмили прерывисто вздохнула при мысли о том, что ей придется противостоять оголтелому натиску прессы.
Манфредо вызвал горничную и попросил принести последние выпуски газет и журналов. Получив корреспонденцию, Манфредо повесил на дверь табличку «Не беспокоить» и запер номер изнутри.
Их фотографии красовались во всех разделах светской хроники. Броские заголовки вроде «Герцог и Нищая» и «Новая Золушка» издевательски пестрели на обложках глянцевых журналов. Кое-где встречались и снимки предательницы-секретарши, которая, как выяснилось, за неплохое вознаграждение продала алчным журналистам историю Эмили.
— Надо же! Кое-что здесь чистая правда, — цинично заметил Манфредо.
— Сплетни вперемежку с достоверными фактами? — Эмили горько усмехнулась. — Да кому какое дело, что здесь правда, а что ложь!
Манфредо пожал плечами.
— Так журналисты добывают свой хлеб…
Он продолжал читать. Ни одна статья не обходилась без упоминания о гибели его первой жены. Естественно, не забывали отметить, что она была беременна. Манфредо гневно отшвырнул газеты прочь. Ему не хотелось вспоминать об этом кошмаре. Теперь все в прошлом. Настоящее воскресит его душу, излечит глубокие раны и принесет счастье.
Вдруг ему пришло в голову, что он не сумеет завоевать Эмили. Слишком мало времени было у них для знакомства. А если он потерпит фиаско, она неизбежно окажется в лапах Сальваторе — этот-то пойдет на все, чтоб заполучить Эмили. Манфредо в ужасе закрыл лицо руками, не в силах думать о том, что его чудовище-братец растопчет столь нежное и доверчивое создание.
— У тебя на душе, наверное, кошки скребут, — заговорила Эмили, ласково глядя на его убитое горем лицо. — Все эти воспоминания о жене…
Манфредо смертельно побледнел. Стиснув зубы, не в силах терпеть жгучую боль, пронзающую сердце, он опрометью кинулся в свою комнату.
— Я больше не могу смотреть, как ты мучаешься!
Услышав этот вопль отчаяния, Манфредо вздрогнул. Нежные руки Эмили робко коснулись его спины, и на глазах у него выступили слезы.
Еще минута, почувствовал Манфредо, и я выложу ей всю ужасающую правду о своем подлеце-брате! Она узнает, что Сальваторе доставляет удовольствие причинять зло родным и близким, она поймет все с полуслова и будет предельно осторожна, не отходя от меня ни на шаг.
— Прости, — прошептала она. — Мне не следовало тебя обнимать, я просто хотела извиниться…
— Ты? За что?
— Это из-за меня тебе разбередили старые раны. Мне трудно даже представить, что значит потерять любимого… Тебе пришлось опять пережить ту ужасную трагедию. Прости ради Бога, это я во всем виновата.
— Нет, не ты, — упрямо возразил Манфредо.
— Как ни крути, я не избавлюсь от чувства вины. Ты был ко мне так добр, ты заботился, оберегал и учил меня уму-разуму… Думаю, теперь нашим дорожкам суждено разойтись. Я соберу пресс-конференцию и заткну всем рты, а ты… ты получишь долгожданный покой.
Взглянув в грустные глаза Эмили, Манфредо понемногу успокоился. Взяв ее лицо в свои руки, он долго и пристально изучал его выражение.
— Ты ни в чем не виновата! — твердо произнес он, стараясь убедить в этом Эмили, которая беззвучно плакала, и крупные слезинки струйками стекали по щекам. — Скорее ты должна быть обижена, что я вверг тебя в этот кошмар!
Манфредо невольно притянул к себе плачущую Эмили. Она была такой нежной и трогательно печальной, с дрожащими слезинками на кончике подбородка и с беззащитным, доверчивым взглядом… Манфредо наклонил голову и стал ловить губами прозрачные солоноватые капли, бегущие по ее заплаканному лицу.
Эмили напряглась и, прикрыв веки, задрожала, но, как показалось Манфредо, вовсе не от холода. Не удержавшись, он сорвал с ее губ быстрый поцелуй.
Но, начав, уже не мог остановиться.
Он целовал Эмили снова и снова, проникая все глубже, лаская все нежнее эти сладкие, как спелый плод, дрожащие губы. В ответ на его ласки она подалась вперед всем телом и, обвив руками мускулистую шею Манфредо, запустила тонкие пальцы в его роскошные кудри.
Нежность ее губ вызывала приятное головокружение. Их манящая свежесть вырвала из глубин его души протяжный тихий стон. Эмили подняла руку и, высвободив из-под заколки волосы, позволила им рассыпаться черной волной по обнаженным плечам.
Вдохнув пряный аромат ее волос, Манфредо вдруг остановился и, оторвавшись от губ, покрыл поцелуями стройную шею Эмили. Он целовал ее все настойчивее, желая исторгнуть из этих строгих губ долгожданный стон наслаждения, и добился своего, когда, захватив губами мочку ее уха, стал несильно покусывать мягкую плоть.
Все это время Манфредо почти незаметно подталкивал Эмили к кровати, ловко направляя к роскошному ложу. Она не могла не понять, чего он добивался. Манфредо сходил с ума от блаженства, чувствуя податливость тела Эмили, лаская его изгибы, но с каждой минутой ему становилось все труднее справляться со своим желанием обладать ею.
— Радость моя… — прошептал Манфредо, опуская ее на кровать.
Видя немой восторг в глазах Эмили, Манфредо покрыл мелкими поцелуями ее зардевшееся лицо. Опытными пальцами он легко развязал бретели сарафана, не переставая при этом ласкать губами ее роскошные плечи, шелковистость кожи которых пьянила его и сводила с ума.
Сняв с нее сарафан, Манфредо покрыл поцелуями пышную грудь. Эмили напряглась и задрожала, ощутив прилив незнакомого ей чувства, когда он, обхватив губами маленький розовый сосок, стал ласкать его, дразня, пока тот не превратился в упругий твердый бугорок.
Тяжело дыша, Манфредо сел на кровати и стал торопливо избавляться от одежды. Через мгновение его рубашка и галстук полетели на пол. Эмили протянула руки и, сомкнув их у него на груди, прижалась к Манфредо так сильно, будто хотела утопить его в океане своей любви.
