Возможно, Зака это рассмешило, а может, просто нервное напряжение стало его отпускать – словом, он улыбнулся, выходя из тюрьмы. Холодный вечерний сумрак внезапно прорезала яркая вспышка.
3
На выходе из самолета Хелен ощутила жаркое касание тропического ветерка. Ожидая, пока багаж загрузят в машину, она купалась в горячем воздухе. Дома, которые они проезжали, были увиты цветами, растущими на всех подоконниках, поля для гольфа радовали глаз ухоженной зеленью, а перед отелем бил фонтан, вздымая к небу прохладные струи. В номере на столе стояла ваза с лимонами.
– Джимми, мы прямо как новобрачные.
– Да, очень мило, – рассеянно ответил Джим.
Хелен скрестила руки на груди, касаясь ладонями противоположных плеч. Это был знак из их собственного языка жестов, сложившегося за многие годы, и Джим шагнул к ней.
Ночью ей снились кошмары – яркие, жуткие, реалистичные, и она с трудом вынырнула из них, когда солнце заглянуло в щель между портьерами. Джим уходил играть в гольф.
– Поспи еще, – сказал он, целуя ее.
Во второй раз она проснулась снова счастливой. Яркие лучи пробивались из-за тяжелых темных портьер. Хелен лежала на кровати под сладким грузом своего счастья, скользя ногой по прохладной простыне и думая о детях. Все трое теперь в колледже. Она напишет им письмо. «Милые мои ангелочки! Папа играет в гольф, а ваша старушка-мать сейчас подставит солнцу свои варикозные ножки. Дороти мрачнее тучи, как я и боялась. Папа говорит, у нее проблемы со старшей дочерью, Джесси. Эмили, ты помнишь, тебе она никогда не нравилась. Но вчера за ужином об этом все молчали, так что я из вежливости не стала хвастаться вашими успехами. Зато мы говорили о вашем двоюродном брате Заке, но это долгая история, я вам потом расскажу. Скучаю, мои дорогие…»
Дороти лежала в шезлонге у бассейна, вытянув длинные ноги, и читала.
– Доброе утро, – сказала она, не поднимая глаз от страницы.
Хелен подвинула свой шезлонг на солнце.
– Как тебе спалось, Дороти? – Она достала из соломенной сумочки крем для загара и книгу. – Мне всю ночь кошмары снились.
Прошло несколько секунд, прежде чем Дороти оторвалась от газеты.
– Сочувствую.
Хелен натерла кремом ноги и раскрыла книгу.
– Кстати, можешь не жалеть о том, что забросила книжный клуб.
– Я и не жалею. – Дороти опустила газету, посмотрела на искрящуюся голубизну воды и произнесла задумчиво: – Многие женщины в Нью-Йорке не такие уж глупые до тех пор, пока не соберутся вместе. Вместе они превращаются в идиоток. Меня это бесит. – Она перевела взгляд на Хелен. – Извини.
– Не за что извиняться. Можешь говорить все начистоту.
Дороти прикусила губу и снова стала любоваться водой в бассейне.
– Это очень мило с твоей стороны, Хелен, – сказала она, помолчав. – Только, по моему опыту, люди редко и в самом деле хотят, чтобы им говорили все начистоту.
Хелен ждала, не перебивая.
– Даже семейный психотерапевт, – продолжила Дороти. – Я тут сказала на приеме, что мне жаль парня Джесси. Мне его правда жаль, она из него веревки вьет. И эта женщина посмотрела на меня так, будто я худшая мать на свете. Господи, если нельзя говорить правду собственному психотерапевту, кому вообще можно?! В Нью-Йорке воспитание детей превратилось в соревновательный спорт. Кровавый и беспощадный. – Дороти взяла пластиковый стаканчик с водой и сделала несколько больших глотков. – И что тебе в этом месяце назначили читать?
Хелен погладила ладонью обложку.
– Одна женщина работала уборщицей в разных домах и написала книгу о том, что нашла, заглядывая в укромные уголки.
От жары Хелен раскраснелась. Она раньше даже не подозревала о существовании многих описанных у автора предметов – там были и наручники, и хлысты, и зажимы для сосков и еще куча подобных приспособлений.
– Не читай ты эту чушь. Вот об этом я и говорю: одни женщины заставляют других читать глупые книги, когда вокруг них целый огромный мир. Вот, прочти, эта статья имеет непосредственное отношение к проблеме твоей золовки, о которой Джим вчера рассказывал. – Протянув длинную руку, она сунула Хелен газету. – Хотя Джим, как обычно, считает, что это полностью его проблема.
Хелен порылась в плетеной сумочке.
– Просто дело обстоит так. – Она вытянула вверх один палец. – Джим покинул Мэн. – Она вытянула второй палец. – Боб покинул Мэн. – Третий палец. – Муж Сьюзан покинул и ее, и Мэн. – Она снова сунула руку в недра сумочки и достала бальзам для губ. – Джим чувствует за них ответственность. Он вообще очень ответственный.
Она намазала губы.
– Может, он такой ответственный. А может, у него совесть нечиста, – заметила Дороти.
– Нет, – подумав, возразила Хелен. – Это не так.
Дороти молча раскрыла журнал, и Хелен – которой очень хотелось поболтать, это желание просто бурлило в ней, как пузырьки в шампанском, – была вынуждена взяться за статью. Солнце начинало припекать сильнее, и пот мелкими капельками выступал у нее над верхней губой, сколько бы она ни утирала его пальцами.
– Ужас какой! – воскликнула она через некоторое время, потому что в статье писали о жутких вещах.
Но газету не отложила, боясь, что Дороти сочтет ее глупой недалекой женщиной, которой плевать на то, что творится за пределами ее раковины.
В статье говорилось о лагерях беженцев в Кении. Кто жил в этих лагерях? Сомалийцы. А кто об этом знал? Кто угодно, только не Хелен. То есть теперь-то знала. Теперь она также знала, что сомалийцы, приехавшие в Ширли-Фоллс, раньше жили в нечеловеческих условиях. Щурясь от солнца, Хелен читала о женщинах, ходивших из лагеря за хворостом туда, где их могли изнасиловать бандиты, и с некоторыми это случалось не один раз. Их дети умирали от голода у них на руках, а выжившие не ходили в школу. Потому что школ не было. Мужчины сидели и жевали листья, в которых содержится наркотик, а их жены, которых у одного мужчины могло быть вплоть до четырех, пытались прокормить семью горсткой риса и несколькими каплями растительного масла. И конечно, в статье были фотографии. Высокие тощие африканки, несущие на голове дрова и большие пластиковые канистры с водой, обшарпанные глиняные хижины, больной ребенок, вокруг которого вьются мухи.
– Чудовищно, – сказала Хелен, и Дороти кивнула, продолжая читать журнал.
Это и правда было чудовищно, и Хелен понимала, что должна жалеть этих бедных людей. Она не понимала другого: почему они живут в таких кошмарных условиях, ведь они приложили столько усилий, много дней шли пешком, чтобы покинуть свою жестокую страну. И вот они добрались до Кении, почему же о них никто не заботится? Конечно, Хелен об этом думала. Но больше всего, к своему стыду, она жалела о том, что прочитала сейчас эту статью. Сейчас, на таком прекрасном – и таком дорогостоящем – отдыхе, когда ей меньше всего хочется испытывать стыд.
