Остин не дал Монике времени на ответ:
— Она обдумает это предложение и вернется к нему позже. Верно, мисс Скай?
— Но это означает, что мне придется приехать в город еще раз, — сказала Моника, беспокоясь о том, сколько поездок туда и обратно выдержит ее ветхий грузовичок.
— Разумеется, мисс Скай, — признал Остин, бросив на нее повелительный взор.
Она не знала, что у него на уме, и ей не нравилось, что он перехватил инициативу в ее переговорах с Джейком, но она доверилась своему внутреннему голосу.
— Я навещу тебя через пару дней.
— Ладно, буду ждать вестей от тебя, — сказал Джейк, направляясь к выходу.
У Моники не было ни малейшего представления о том, что означают события этого утра, но одно она знала наверняка: Джейк Симмонс разговаривал с ней так, как не разговаривал никогда прежде. Она готова была поклясться, что услышала в его голосе уважение…
— Как вам моя стрижка? — победно улыбнулся Остин и протянул парикмахеру пять долларов.
— Зачем вы сделали это? — спросила Моника.
— Это было как удавка, — пошутил он, когда парикмахер освобождал его от накидки.
— Я спрашиваю насчет Джейка. Это мои торговые дела и…
Остин выскочил из кресла, подхватил ее под локоть и буквально выпихнул наружу.
— Если не хочешь, чтобы по городу поползли новые сплетни про тебя, держи рот на запоре. — (Неужели он прав опять?) — Пошли к моему грузовику, — сказал он, показывая ей дорогу, и, когда они приблизились к машине, отключил блокировку дверцы с помощью дистанционного пульта. — Полезай в кабину.
— Как ты это сделал? — заинтересовалась она. — А из чего сиденья?
— Из кожи.
— Это не кожа. Кожаные сиденья — в моем грузовике.
Остин закатил глаза.
— Послушай, полезай внутрь. Там поговорим без лишних свидетелей.
— Меня не заботит, что другие…
— Ну да, они ведь не сплетничают про тебя, верно? — прервал ее Остин. — В машине обсудим условия сделки.
Моника сделала, как он велел, и закрыла дверцу.
Остин включил зажигание и установил в кабине комнатную температуру.
— Что это за грузовик? И что это за штука? спросила она, указывая на небольшой встроенный экран рядом с панелью управления.
— Ты не рассердишься, если я спрошу тебя кое о чем?
— Это зависит от вопроса.
— Ты всегда так враждебна?
— Не понимаю, о чем ты.
— Я всего лишь хочу узнать, когда ты садилась в новую машину в последний раз.
— Никогда, — помотала она головой и скрестила на груди руки. — Я как раз собиралась купить новые шины на деньги от сделки с Джейком.
— Понятно.
Он следил за тем, как ее глаза перескакивают с места на место и не мог разобраться, чего в них больше — удивления или страха. Или зависти.
— Это встроенная магнитола.
— Я знаю. У Джилл Грэгори в школе была такая, но переносная. Она включала ее во время занятий. У нее были наушники.
— Хочешь, включу? У меня есть компакт-диски, сказал он и потянулся через нее к бардачку. Его вновь окутал непривычный аромат диких цветов и ванили, исходящий от Моники. Вряд ли она позволяла себе такую расточительность, как трата денег на духи. Возможно, это был запах мыла или шампуня, которым она пользовалась.
— Ребята в школе часто заводили Бонни Райт. Мне она нравится.
— Мне следовало догадаться, что ты поклонница музыки в стиле кантри, сказал он, закрывая дверцу бардачка. — В моей коллекции только джаз и блюз.
— Это то, что обычно слушала бабушка, — просветлела Моника. — У тебя есть Бесси Смит?
— Ага. Что-нибудь поторжественнее, да?
— Конечно. Бабушка ставила ее записи на… своем проигрывателе.
— Оригиналы? Записи семидесятых годов?
— Да, — поскучнела она. — У нее сотни пластинок. Я бы хотела узнать… как быть с закупкой кормов.
Невероятно! Эта женщина владеет собранием уникальных записей и беспокоится о том, как выручить несколько долларов на продаже скота! Она не чокнутая… просто слабо разбирается в современном мире.
— По-моему, Джейк нечист на руку.
— Он скользкий как масло — вот кто он такой, промолвила она.
— Наконец мы пришли к единому мнению, — подытожил Остин с улыбкой.
— «Мы»? Но это мой скот.
— Послушай. У Джейка преимущество перед тобой. По-моему, он дурачит тебя с назначением цены. Тебе следует проверить расценки.
— Бабушка всегда сверялась с фермерскими и рыночными сводками по радио, но оно сломано. Я куплю газету.
Остин помотал головой.
— Джейк был прав в том, что газеты — это вчерашние новости. А нужно использовать завтрашние. Я позвоню в Чикаго, в фирму, где работал, и разузнаю о прогнозах на будущее. Кроме того, цены на телят, как правило, не попадают в газетные сводки, зато о них можно узнать из Интернета.
— Что это такое? — нахмурилась Моника. Остин закатил глаза. Он начал понимать, что Моника безнадежно отстала от жизни. Потребовалась бы целая жизнь, чтобы объяснить ей, что такое современные средства связи.
— Иначе говоря, с помощью моего компьютера, пояснил он.
— Так бы сразу и сказал.
— А что тебе известно о компьютерах?
— В школе компьютер стоял в кабинете директора. Я не знаю, как он работает, но я его видела. Компьютеры ужасно дорогие.
— Да.
— У меня есть пишущая машинка. Фирмы «Ройал». Но ей нужна новая лента, робко произнесла Моника.
— Скорее всего, первого образца, — пробубнил он себе под нос. — Ладно, дай мне знать, если надумаешь выяснить через меня цены на скот.
— Это трудоемкая работа? — спросила она.
— Нет.
Моника оперлась на хромированную дверную ручку и повернулась к нему лицом.
— Это бы очень мне помогло. Я загляну к тебе после полудня, хорошо?
— Замечательно, — согласился Остин. Она открыла дверцу и выскочила из грузовика, напоследок окинув Остина пристальным взглядом.
— Зачем ты все это делаешь, Остин? Почему так дружелюбен со мной, ведь я стреляла в тебя прошлой ночью?
— Не люблю, когда с людьми поступают несправедливо, — честно признался он.
Моника задержала свой взгляд на его лице. Она хотела ему поверить, но всякий раз, когда их глаза встречались, слишком отчетливо понимала, что имеет дело с мужчиной. В ее памяти оживал случайно услышанный разговор матери с бабушкой; они беседовали как-то ночью, полагая, что Моника спит: «Мужчины никогда не говорят то, что думают на самом деле, и никогда ничего не делают без тайного умысла. Больше всего ненавижу и презираю, с какой легкостью втираются они в доверие, будто дым сквозь щель под дверью. Заставляют тебя уверовать в то, что драгоценнее их ничего на белом свете нет, а потом исчезают навсегда. Бросают нас, женщин, да еще с детьми». — «Ты любишь Монику не меньше, чем я люблю тебя. Роза. — Бабушкин голос звучал мягче, но с той же болью. — Ты значишь для меня больше, чем все богатства мира. Иногда мне кажется, что единственное предназначение мужчин на земле — помогать нам рожать детей. Они с диким упорством борются за лидерство. Мнят себя кормильцами. Распоряжаются деньгами. Управляют друзьями, женами, детьми. Развязывают войны, чтобы убедиться в своем могуществе. Однако правда в том, что они — ничто. Творцы — это мы, Роза. Мы вынашиваем и даем жизнь». — «Правильно, мама. Нам никто не нужен…»
