Тимур провалил английский. Причем провалил раз и навсегда, хотя до экзамена оставался еще чуть ли не целый семестр. Сразу после зимней сессии их старенькая и ко всем снисходительная преподавательница, кротко журившая студентов, но неизменно ставившая им зачет, вдруг неожиданно слегла в больницу, а им дали новую — свежеиспеченную и лютую к любой студенческой погрешности аспирантку. Тощую, безвкусно крашенную под лису и способную прийти на семинар в мужском пиджаке, кожаной мини-юбке и кроссовках с высокими шерстяными носками. Видимо, у Тимура (большого эстета) было на лице написано отвращение к этой безвкусице, потому что Тощая Лиса начала к нему придираться с самого начала, а пару дней назад громко и при всех объявила, что у него деревенское произношение. В ответ Тимур заметил, что у него, по крайней мере, не деревенский стиль одежды (в момент оскорбления человек взял в Тимуре верх над дипломатичным юристом). Сегодня же он получил свою последнюю контрольную работу, буквально исполосованную красной преподавательской ручкой, и понял, что война объявлена и что преимущество не на его стороне.
Самокритичный Тимур признавал, что английский его не идеален и что единственный способ устроить Лисе Ватерлоо — это заговорить с ней на таком безупречном языке, чтобы она скрипела зубами от злости, выводя в зачетке «отл.». Проблема была одна: учитель английского. Заниматься нужно будет много, но лишних денег нет вообще. А соседи по комнате усердствуют в своем разгуле, сводя на нет любые попытки открыть учебник. А чем грозит так и не полученный зачет…
Варя не могла себе этого толком представить — у нее самой никогда не было разборок с учебной частью.
— Ты не знаешь жизни, — заверил ее Тимур.
Вечером они вместе пошли выводить собаку. Та, засидевшись, от души резвилась, прыгая по сугробам за брошенной палкой, и возбужденно лаяла, припадая на передние лапы.
То Варя, то Тимур поминутно бросались к собаке, вступая с ней игру и таким образом вырываясь из поля возникшего между ними напряженного ожидания. Но как только они занимали место друг подле друга, им снова становилось не по себе. Варя понимала, что сейчас она должна сказать что-то решающее, но никак не могла начать и ожесточенно взрывала носком сапога смерзшийся снег на дороге.
«Знаешь, я тут подумала.., а что, если тебе переехать ко мне? Сможешь спокойно заниматься, да и с английским я всегда помогу…»
Нет, примитивно.
«А что, если нам объединить усилия в борьбе с Лисой? Скажем, на моей жилплощади…»
Слишком жеманно.
«Нет худа без добра. По-моему, у нас появился повод начать совместную жизнь — как говорится, и в радости, и в горе…»
Чересчур по-командирски.
— Варежка, — немного не своим от смущения голосом обратился к ней Тимур, — ты не могла бы со мной позаниматься?
— Знаешь, я тут подумала… — не раздумывая, выпалила Варя.
* * *
После того как Тимур ответил «да» на ее предложение, они некоторое время шли молча. Тимур был ошеломлен неожиданной удачей, но Варя не замечала этого — сердце ее заходилось от радости. Вновь обретя душевное равновесие, Тимур спросил:
— Не пора ли нам произнести какие-нибудь слова?
У Вари похолодело в груди, словно душа взлетела на качелях.
— Я, конечно, филолог, но не всегда могу найти нужные слова…
— Поскольку я юрист, я обязан находить нужные слова даже тогда, когда не могу. Как тебе нравится такая формулировка: «С этой минуты и до самого конца вся моя жизнь без остатка принадлежит тебе, и только тебе»?
Варя на одном дыхании, как пионер, повторила торжественное обещание; его вычурность казалась донельзя уместной: именно так и должны объясняться все влюбленные во все времена. Двадцатый век в одночасье переплетался с дворянскими усадьбами, рыцарскими турнирами, величавой античностью и с «Песнью Песней». Ведь на чем, как не на любви, стоит этот мир от начала времен?
Когда она договорила, Тимур поцеловал ей руку и крепко сжал ее. После этого было так странно (и даже смешно!), но, увы, необходимо обсуждать детали предстоящего переезда.
Варя, отрешенная и счастливая, на все тезисы Тимура отвечала «да». Тут опять, заигрывая, подлетела собака и с притворным рычанием стала хватать хозяйку за рукав. Варя вприпрыжку бросилась за ней, почему-то хлопая в ладоши. Ей казалось, что и Тимур сейчас рванется за ними вдогонку, но он продолжал спокойно идти по дороге и встретил обернувшуюся к нему Варю вежливой, чуть снисходительной улыбкой.
* * *
На трех китах? Кто мог так ошибиться!
Ведь этот постамент ничтожно мал!
Мир держится на кончике мизинца
Того, кому ты руки целовал…
Варя часто начинала писать стихи, но у нее никогда не получалось дописать до конца. Таких начатых, но не законченных шедевров в ее письменном столе накопился не один десяток. Однако это «начало без конца» казалось ей на порядок сильнее всех остальных.
Она сочинила его тогда, когда Тимур впервые лежал в ее комнате, устроив голову на ее коленях, и не собирался никуда уходить. Ни до, ни после этого Варя не испытывала большего счастья, чем в тот вечер, когда гладила его по волосам.
* * *
— А какую лепту он собирается вносить в семейный бюджет? — спросила мама.
Вопрос был некстати, — Ну, он принес из общежития все свой продукты: крупы, консервы, макароны…
— Макароны! — усмехнулась мама. — Это существенно.
* * *
В ночь после того, как были сказаны СЛОВА, Варе приснилась свадьба. Она увидела себя с Тимуром в церкви. Там было темно .(ни единой свечи) и безмолвно. О том, что они находятся в храме, говорил лишь недостижимо высокий купол. Из оконных прорезей в купольной ротонде росли и рассеивались внизу мощные столпы белого света.
Один из них падал на их с Тимуром головы (Варя видела происходящее со стороны). Она услышала какие-то неразборчивые слова и поняла, что сейчас начнется венчание. Вдруг что-то заставило ее посмотреть себе под ноги, и она увидела, что стоит на полу босиком, в одних черных чулках. При этом они оказались такими рваными, что стрелки от спущенных петель поднимались вверх по всей их длине. Внезапно стало заметно и то, что на ней нет платья, а нижнее белье неприглядное и какое-то заношенное. Ужас пронзил Варю раскаленной иглой, и в этот момент к ней повернулся Тимур. «Вы готовы, девушка?» — спросил он с улыбкой. «Я не могу, — прошептала она, отстраняясь от него и начиная отступать назад, — у меня нет приданого. У меня больше вообще ничего не осталось…»
* * *
На семинаре по фольклору (он был последним в тот день) Наиля предложила Варе пройтись по магазинам. Ее теперешний статус Бывшей Девственницы, Ныне Познавшей Плотские Утехи, обязывал серьезно обновить интимный гардероб. Варя вспомнила о том, что с последней зарплаты хотела купить подарок Тимуру, и кивнула. Воодушевленная Наиля еще что-то радостно шептала ей в самое ухо, и Варя не переставала кивать, не воспринимая ни слова из того, что она говорит, словно простое человеческое счастье лежало где-то в другом, недоступном ей измерении.
