Все утро я проторчала дома, собирая информацию, готовясь. Выяснялись новые подробности о детстве Оливии — не совсем обычном детстве, мягко говоря. Кроули с Эллиотами были все равно что одна семья; после смерти Мики Рассел взял на себя попечение об Адаме и Джордане, Рассел вел все дела и выступал перед публикой от имени семьи. Клэр занялась благотворительностью, а Бонни чем только не увлекалась — в данный момент она считала себя художницей. Большая дружная семья.
Так откуда же гнусное подозрение, будто папочку убили? Разумеется, публичный имидж счастливой семьи мог и не соответствовать действительности, но убейте меня (не буквально), чтобы я понимала, почему Оливия столь злобно уверена в своей версии.
Когда я добралась до «Времен года», Оливия уже сидела за столиком и не то что не поднялась мне навстречу — даже руки не протянула. Поблагодарила проводившую меня официантку и выразительно указала на стул:
— Присаживайтесь, миз Форрестер.
Она выглядела еще более хрупкой, чем на фотографиях: фарфоровая блондинка, длинная тонкая шея, худые гибкие руки, изящные черты лица. Волосы она просто-напросто стянула в хвост, но тем аристократичнее казался патрицианский овал лица. Здесь, в гриль-баре, в зале с высокими окнами и оранжерейными деревьями, среди таких же отпрысков голубых кровей, она у себя дома — в отличие от меня. Мы одногодки, однако эта женщина была куда более зрелой и опытной — уж не знаю, в профессии дело или в ее деньгах.
— Рада знакомству, миз Эллиот, — произнесла я, усаживаясь.
— Погодите радоваться, пока не пообщаетесь со мной, — резковато ответила она, узкая ладонь привычным жестом обхватила подбородок.
Уж не присматривается ли она ко мне как профессионал, как психотерапевт? Или проверяет, не дам ли слабину? Лучше подыграть, решила я.
— Даже если я не обрадуюсь общению, знакомству я все равно буду рада, — отпарировала я, разворачивая салфетку и не хуже всякой аристократки выкладывая ее на колени.
Идеально ровные, яркие зубы на миг сверкнули в усмешке:
— Хорошо сказано.
— Я готовилась к интервью, а не к дискуссии, а вы? — невинно поинтересовалась я.
— И я тоже. Но хотелось бы, чтобы каждый человек осознавал смысл произносимых «просто так» слов.
— Это у вас профессиональное?
— По-моему, это для разумного человека нормально.
— И когда вы сказали, что ваш отец был убит, вы буквально это и имели в виду?
Улыбка стала более искренней, хотя ответ был печальный:
— Увы, это так.
— Вы поделились своими подозрениями со следователем?
Она кивнула:
— В полиции мне ответили, что улик не нашли. Значит, плохо искали.
— А что следовало искать?
— Отпечатки пальцев Клэр Кроули. Это она убила моего отца.
3
Надо отдать ей должное — Оливия прекрасно сознавала смысл и последствия каждого произнесенного ею слова и только слегка морщила носик и губы, как бы давая мне понять: да, все это очень неприятно, но что ж поделать.
Она-то была холодна и сдержанна, но меня так и подмывало. Я то и дело оглядывалась по сторонам: должно быть, все в ресторане примолкли, вытянули шеи, вот-вот лопнут от любопытства. Но нет — все болтали друг с другом или говорили по мобильному, а Оливия знай себе улыбалась, пока эта взрывоопасная информация разносила мой бедный мозг.
— Вы считаете, что вашего отца убила Клэр Кроули. — Я приглушила голос в надежде, что Оливия последует моему примеру.
— Я знаю, что она это сделала, — ответила Оливия все так же решительно, но хоть, благодарение богу, тоном ниже.
— Но ведь это был несчастный случай. — Поначалу я думала, что идея убийства родилась из нежелания признать, что папочка попросту хватил чересчур много зелья, но если у Оливии и подозреваемая имеется, выходит, она всерьез ломала себе голову над этой загадкой. Или она имеет в виду моральную ответственность? Скажем, Рассел был в депрессии и Клэр знала причину, да ничем не помогла? Если бы — но Оливия и впрямь все продумала до мелочей.
— Несчастный случай?! Для меня это лишнее доказательство «возможностей» Клэр. Она превратилась в тень Мики, люди готовы обожать ее лишь потому, что они поклонялись ее мужу. Прошла курс реабилитации и из девки, загрузившейся по самые брови кокаином и рушившей чужие семьи, превратилась в святую Клэр, заступницу угнетенных. И никто ей не даст по рукам.
Подошла официантка принять заказ. Я попросила Оливию решить за нас обеих, хотя понятия не имела, что она выберет, и придется ли мне это по вкусу. Но крабовая запеканка и холодный чай — звучит неплохо. И лучше смотреть в тарелку, чем в раскаленные глазищи Оливии.
— Вы так и не спросили, почему я считаю виновной именно Клэр, — напомнила Оливия, едва официантка отошла от столика.
— И это не единственный вопрос, который мне хотелось бы задать, — призналась я. Осторожность, прежде всего осторожность! Если я завалю это интервью, если статьи не будет, с ней вместе вполне может испариться и моя новая должность. Более того, Генри покровительствует Оливии; если она пожалуется на меня, что-то будет!
— Какие еще?
— Почему вопреки мнению медэксперта вы решили, что это убийство?
Оливия на миг запнулась, набрала в грудь побольше воздуху:
— У моего отца были проблемы с… с препаратами из особого списка — но в прошлом. В далеком прошлом. Много лет тому назад.
Бедная девочка! Я растрогалась: она и впрямь обманывает себя, никаких доводов у нее нет…
— Но он вполне мог снова… — со всей деликатностью намекнула я.
— Мой отец не употреблял наркотики! — словно бритвой отрезала она.
— Почему же медэкспертиза подтвердила передозировку?
Женственный кулачок врезался в стол с таким грохотом, что аристократы за соседними столиками недовольно оглянулись.
— Вы плохо слушаете! В его доме не было ни единой таблетки! Как может человек отравиться лекарствами, которых у него даже не было?
И еще раз — сочувствую, сострадаю, однако нужно придерживаться фактов.
— Вы ведь жили отдельно.
— Разумеется.
— Значит, ваш отец мог держать дома таблетки, а вы бы — вы бы ничего об этом не знали.
— Я перевернула все в доме вверх дном после его смерти, — свирепо заговорила она, глаза ее сверкали — от ярости или от слез, поди разбери. — Ни одной таблетки. Ни единой.
— Может быть, он принял сразу все, потому-то вы ничего и не нашли?
— Вы заведомо уверены, что я не права?
Я помедлила с ответом. Пальцы Оливии судорожно скребли скатерть, как будто она решила повыдирать нитки узора. Взбесится, как Грегори Пек[6]в «Зачарованном», еще и вилкой начнет корябать стол — и что мне тогда делать? Погоди-ка, а почему мне пришел в голову именно Грегори Пек? Уж не значит ли это, что Оливия права? Может быть, я не хочу признать ее правоту? Может быть, мне чем-то неудобна ее правота? Я бы предпочла, чтобы Оливия ошиблась и никто ее папу не убивал, а то у меня появятся лишние трудности? Нет-нет, я профессиональный долг не хуже ее сознаю: надо во всем разобраться и написать честную статью, не поддаваясь ни на чьи страхи, подозрения, междоусобные счеты.
