– Конечно, милорд.
– В чем дело, Дев? Что за жестокую игру ты затеял?
– Это не игра.
Индия все еще ждала, что он раскроет ей свои объятия и его глаза заблестят так, как они блестели в Брюсселе.
Она этого ждала, но почему-то не чувствовала радости, была лишь боль, вдруг пронзившая ее сердце. Как он может смотреть на нее так холодно? Неужели он ничего не помнит и ничего не чувствует?
– Боюсь, здесь какая-то серьезная ошибка, мисс…
– Леди Деламер. А на самом деле леди Торнвуд. Как будто ты этого не знаешь.
– Вы, очевидно, одна из тех особ, которые, сгорая от непомерного любопытства, стараются ухватить хотя бы частичку сплетен о неожиданном возвращении графа? – с нескрываемым сарказмом спросил Торнвуд.
– Я пришла не за сплетнями, а чтобы увидеть человека, которого люблю и который, я думала, любит меня. Человека, за которого вышла замуж в Брюсселе накануне Ватерлоо. – Голос Индии дрожал. – Но сейчас я начинаю сомневаться, что вы тот.
– Моя дорогая леди, сегодня ко мне приезжали с визитом несколько женщин – не менее дюжины. Каждая из них клялась, что первой познакомилась со мной и что мы были в близких отношениях. – Голос Торна был полон цинизма.
Глядя на знакомые черты, которые, однако, принадлежали совершенно чужому и к тому же враждебно настроенному человеку, Индия пролепетала:
– Но это правда.
– Неужели? И где же, позвольте спросить, состоялась торжественная церемония?
Индия оцепенела.
– Не надо так шутить, Дев. Это на тебя не похоже.
– Возможно, вы ничего обо мне не знаете, мадам. Возможно, я не тот, за кого вы меня принимаете.
– Не смей так разговаривать со мной, Дев! Я так долго тебя ждала. Не было минуты, чтобы мне не казалось, что ты появишься из дыма и хаоса Ватерлоо, такой же живой и веселый, как всегда. Но сколько бы я ни ждала, как отчаянно ни надеялась, ты все не появлялся. – Голос Индии сорвался.
Торнвуд тихо выругался.
– Полагаю, вам лучше присесть.
– Я не хочу садиться. Я хочу обнять тебя и поцеловать, – охрипшим от волнения голосом произнесла она.
На лбу Торнвуда набухла вена.
– Я понял, что должен… кое-что объяснить.
Индия смахнула слезы.
– Объяснить? Что ты хочешь этим сказать?
– Не здесь, – печально ответил человек с лицом ее мужа. – Пойдемте в кабинет. – Он поклонился. – После вас, мадам.
Индия вошла. Боль застилала ей глаза, и сквозь слезы она увидела большую комнату, стены которой были заставлены полками с множеством довольно потрепанных книг и искусно сделанными моделями испанских галеонов, китайских джонок и английских парусников. Один угол письменного стола красного дерева был завален газетами, географическими картами, корреспонденцией, визитными карточками и элегантными приглашениями на веленевой бумаге.
Сердце Индии сжалось. Она вспомнила, как Девлин рассказывал ей о том, что в его кабинете царит упорядоченный хаос. Это было похоже на него – по крайней мере, на того, каким он был, – отчаянного, с бьющими через край энергией и жизнерадостностью и умеющего делать все, к чему бы ни прикасались его руки. И совсем не похоже на стоявшего перед ней незнакомца с ледяным взглядом.
– Сядьте, леди Деламер.
– Спасибо, я постою.
– Садитесь. – Он внимательно ее оглядел. – Пожалуйста.
Индия села в обитое бархатом кресло у письменного стола.
– Простите меня, но я постараюсь все объяснить как можно проще, леди Деламер.
– Леди Торнвуд, – резко поправила его Индия.
– Как скажете. – Граф молча налил себе немного бренди и жадно выпил. Только после этого он повернулся к Индии. Маска, скрывавшая истинные чувства, снова заняла свое место на его лице. – Лучше уж выложить все сразу. Да, я Девлин Карлайл. Да, неделю назад я вернулся в Лондон. Однако кроме этого… – Отвернувшись, он оглядел стол со сверкающими хрустальными графинами, наполненными вином, так, словно видел его впервые. Он вообще смотрит на эту комнату, будто она ему незнакома, отметила про себя Индия. – Короче говоря, я вернулся домой, и вместе с тем… я не вернулся. Я не помню, что я Девлин Карлайл. Я не помню, что заставляло этого человека смеяться или плакать. Или любить… – Говоря это, он гладил пальцами подбородок, и серебристый полумесяц шрама то и дело поблескивал в свете свечей. – Меня убили у Катр-Бра. Так мне сказали.
При этих словах из груди Индии вырвался стон, но граф, очевидно намеренно, не обратил на него внимания.
– У меня нет никаких воспоминаний о ранившей меня французской сабле и о тех трех днях, что я провел, погребенный под телами убитых и раненых. Меня считали мертвым, а я был слишком слаб, чтобы подать хотя бы голос.
Совершенно случайно меня обнаружил английский офицер и отправил к французскому хирургу, который и спас меня от смерти. Память начала постепенно ко мне возвращаться только несколько месяцев спустя, когда я очнулся в каком-то крестьянском доме недалеко от границы с Францией.
– Но как ты туда попал?
– Понятия не имею. Кроме того, что я вам рассказал, я ничего не знаю. Эти месяцы выпали из моей памяти, и я не могу их обсуждать. Вы утверждаете, что мы любили друг друга, и это я тоже не могу оспорить. Но самое главное заключается в том, что я не тот человек и никогда снова им не буду. Для вас я – чужой, так же как для самого себя.
У Индии начали дрожать руки.
– Вы… ничего не помните?
– Ничего.
Неужели все сказанное, правда? Неужели он действительно не помнит, той случайной встречи на улице и последовавшего за этим бурного ухаживания? Не может быть, чтобы он не помнил той страсти, того урагана эмоций!
Индия судорожно сжала подлокотники кресла.
Это движение не ускользнуло от его внимания, и он нахмурился.
– Я очень сожалею, что мне пришлось рассказать вам все без обиняков, миледи. Если то, что вы говорили, правда, мой рассказ, должно быть, вас шокировал.
Каждое бесстрастно сказанное им слово было как нож в сердце Индии.
– Но прошло уже больше года. Вы все еще ничего не можете вспомнить?
Что-то холодное коснулось ее руки. Это был хрустальный стакан с бренди.
– Выпейте. А потом мы поговорим, – приказал неулыбчивый хозяин, который был ее мужем.
Индия сделала глоток.
Девлин ходил по комнате, и каждое его движение было ей до боли знакомо. Впрочем, сейчас ей показалось, что произошли еле заметные изменения.
– Что произошло, Дев? Что произошло с нами?
– Произошла война, мадам. А потом прошла целая жизнь. – Он горько рассмеялся. – За это время я чуть не умер. Иногда мне кажется, что я все же умер от ран и последовавшей за ними лихорадки. – Его длинные пальцы снова коснулись шрама на подбородке.
