Книга Где-то на земле есть рай - Валерия Вербинина

1 апреля. Девятый час вечера

Мое удивление сравнимо только с удивлением того хрестоматийного мужа, который вернулся из командировки раньше времени и застал у себя дома незнакомого субъекта без штанов, который запросто общался с его женой. Мысленно я попыталась вспомнить, какое наказание полагается за самовольное проникновение в помещение, занимаемое сотрудниками органов внутренних дел, когда мой взгляд упал на закованного в золотую велосипедную цепь страдальца, маячившего у окна справа. Его приятель с внешностью поезда расположился на батарее, а третий член птицы-тройки — тот, что с оттопыренными ушами, — облокотился о сейф. В свободной руке он держал зубочистку, которую вынул изо рта, как только мы вошли.

Вид незваных гостей мне не понравился настолько, что я на мгновение даже пожалела, что при мне нет оружия. Потому что пистолет мой был заперт в сейфе вместе с подшивкой пропитавшихся пылью, передаваемых от опера к оперу нераскрытых дел, которые и мне придется сдать в свой черед, когда я уйду из полиции или «меня уйдут».

— Добрый вечер, — сказал человек за столом очень вежливо и посмотрел на меня внимательно.

В свою очередь, я посмотрела на него и увидела господина лет тридцати пяти или около того, уверенного в себе, отменно одетого и тщательно причесанного. Рост от ста семидесяти пяти до ста восьмидесяти двух, точнее можно будет определить, когда незнакомец поднимется на ноги. Брюнет, глаза карие, глубоко посаженные, нос в профиль коротковат, но в общем и целом лицо скорее симпатичное, чем отталкивающее. Костюм темный, явно сшит на заказ, а ботинки прямо-таки лоснятся от самодовольства, что их носит такая персона. Также к комплекту прилагались дорогие часы, брильянтовые запонки, шелковый галстук, который как-то посмурнел и съежился от окружающей обстановки, едва заметный шрам на левой руке вдоль ребра ладони и все в себя вбирающий, все примечающий, очень цепкий взгляд. Если не считать последнего, неизвестный производил вполне положительное впечатление, и я уверена, что мало какая девушка отказалась бы получить его в качестве подарка на день рождения.

— А мы вас тут заждались, — сказал обладатель взгляда. — Значит, Елизавета Владимировна Синеокова, будущая великая писательница и прочее, — это вы?

Я позеленела.

— Как вы сюда вошли? — вмешался мой напарник. — Дверь была закрыта.

— Она была открыта, — спокойно парировал незнакомец. — А вы действительно в полиции работаете? — Это было сказано мне. — Потому что, вы не обижайтесь, но вы совершенно не похожи на… э… сотрудницу органов.

— Давайте не будем обсуждать, кто на кого не похож, — проскрежетала я. — Иначе так можно далеко зайти. И вообще вы кто такой, простите?

Тут я уловила, что мой собеседник удивился. По-настоящему.

— Я — Юрий Арбатов, — сказал он. — Ваш напарник пригласил меня зайти. Ну, я и зашел.

— Я… — начал Паша.

— Гы-гы! — обрадовался человек-поезд. — Раз забил стрелку, отвечай за базар.

— Заткнись!

Слово, выплюнутое Арбатовым, пролетело через комнату и, как кляп, заткнуло экспрессу рот. Громила съежился и, как показалось мне, даже стал у ́же в плечах.

— Есть разговор, — сказал человек в дорогом костюме. И покосился на меня.

Ласточкин равнодушно пожал плечами:

— Мне с тобой не о чем разговаривать.

— И тем не менее разговор будет. Сегодня утром к тебе приходила Лариса Парамонова.

— Не помню такой.

— Вы долго сидели с ней в кабинете и о чем-то шептались.

— Ах эта! Да, теперь я понял. Она приходила делать мне предложение руки и сердца. А я ей отказал.

— Шутник, — с ненавистью процедил человек с золотой цепью.

Арбатов вздохнул. Но глаза у него сделались недобрые, и я не сомневалась, что если когда-нибудь он сможет припомнить Ласточкину его обхождение, то непременно это сделает.

— Елизавета Владимировна, — обратился он ко мне, — будьте так добры, образумьте, пожалуйста, вашего напарника. Нам ни к чему ссориться, уверяю вас. В этом деле у нас общие интересы.

— С этого и надо было начинать, — сухо сказал Паша. — Ты хочешь стрясти с Парамоновой оставшуюся часть долга. Значит, это ты пугал ее адом и всякой чепухой?

— Чего? — изумленно спросил Арбатов.

— Это ты угрожал ей, верно?

Арбатов поступил так: он откинулся на спинку стула и задумчиво уставился на Ласточкина. Лопоухий поглядел на зубочистку, которой он ковырял в зубах, и спрятал ее в карман. Где-то в коридоре хлопнула дверь, застучали женские каблучки — и стихли. Следует отдать Арбатову должное: паузу он умел держать не хуже Алисы Лазаревой, а может, даже и лучше.

— Если бы я хотел ей угрожать, — промолвил он наконец, потирая мочку уха, — она бы никогда к тебе не пришла — это раз. И два: я бы давно уже получил свой долг.

— Да?

— Да. И вообще, капитан, ты меня с кем-то путаешь. Ничего нет проще, чем прижать слабую женщину, — тут он опять зачем-то посмотрел на меня, — но я этим не занимаюсь. Даже ради денег. Хотя как раз с Парамоновой, может быть, и следовало так поступить.

— Почему?

— Потому что ее муж жив. И она наверняка знает, где он скрывается.

— Любопытно, — сказал Ласточкин, буравя собеседника взглядом. — А что вообще тебе известно о Парамонове? Что он был за тип и почему так нелепо умер?

— Он не умер, — холодно ответил Арбатов. — Он наделал долгов на много миллионов баксов, а потом — бабах! — исчез. В то утро он ехал куда-то по делам, и его лимузин взлетел на воздух. Все четверо человек, которые находились в машине, погибли.

— А кто именно находился в машине? — спросил Павел, который слушал Арбатова все внимательнее и внимательнее.

— Двое охранников, шофер и сам Владислав Парамонов. По крайней мере, так считает следствие.