Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
АР-РАХХХ! И вслед за этим какой-то тупой чавкающий звук вроде «шмяк»!
Завизжали тормоза машины, которая чуть не наехала на меня. Я кое-как поднялась и обернулась к Ласточкину, твердо намереваясь потребовать объяснения его, мягко говоря, странного поступка, и тут в унисон взвыли сигнализации сразу трех или четырех автомобилей, включая наш. Я покачнулась. Господи! Да что такое случилось с нашей машиной? Или весь мир сегодня сошел с ума?
Ласточкин, очень бледный (он тоже упал), поднялся с асфальта, утирая рукавом губы. Я подошла поближе, не веря своим глазам, а сигнализации все продолжали выть. Водитель на дороге в обалдении высунул голову из салона и вертел ею во все стороны.
Возле нашего автомобиля в месиве битого стекла и каких-то погнутых окровавленных железок лежит грузное женское тело. Похоже, падая, она зацепила нашу машину, но в тот момент я думаю вовсе не об этом. Если бы я осталась стоять на месте и если бы Ласточкин не отшвырнул меня в сторону в последний момент…
Рука болит адски, но я усилием воли заставляю себя забыть о ней.
— Паша! Ты цел? Паша!
— Я ничего. Ты-то как?
У меня дрожат губы. Ласточкин оборачивается к телу, распластанному на тротуаре. Сорок пять лет? Пятьдесят? Глаза широко раскрыты, из угла рта зигзагом сбегает струйка крови. Я нагибаюсь, трогаю руку, ищу пульс.
— «Скорую» сюда, — хрипит Ласточкин и берется за сотовый.
— Похоже, она мертва, — бормочу я. Пульса нет.
— Девятый этаж, — хрипло выдыхает капитан.
— Ты видел, откуда она упала?
— Нет. Я видел, как она летела. На девятом этаже открытое окно, на других нет.
— Думаешь, это самоубийство?
Паша пожимает плечами:
— Не знаю, Лиза. Вообще-то, это не наш уже район. Пусть этим делом местные занимаются.
Он прав: наш район начинается на другой стороне улицы. И, честно говоря, сейчас я даже рада этому.
* * *
Полиция прибывает через двенадцать минут, «Скорая» — через сорок, но она уже никому не нужна. Капитан Колесников, молодой, с седыми нитями в русых волосах, немного заикающийся при разговоре, давний и хороший знакомый Ласточкина. Краем уха я слышала, что возле какого-то банка в свое время был взрыв и именно после него Колесников стал таким.
— Похоже, со свидетелями мне повезло, — говорит он с мягкой извиняющейся улыбкой. — Девятый этаж, говоришь?
Он подходит к телу, но, увидев лицо, отшатывается как ужаленный:
— О ч-черт!
— В чем дело? — спрашивает Ласточкин.
На лицо самого Колесникова жалко смотреть.
— Это же Агриппина… Целительница, ворожея, ясновидящая и всякое такое…
Всё, вечерние новости получили свой горячий сюжет. Желтые журналисты, точите перья: знаменитая Агриппина покончила жизнь самоубийством! Броские заголовки, версии — одна заковыристей другой. Не сглазил ли ее маг-соперник? Не соблазнил ли известный летун Карлсон, живущий на крыше?
Что-то сегодня я слишком злая, в самом деле. Да и с чего вообще ей было кончать с собой?
Похоже, та же мысль приходит и в голову Колесникову:
— Нет… Т-тут что-то не так.
И начинается рутина. Обычная полицейская работа. Опросить всех, кого только можно! Привычки? Враги? Круг знакомств?
Формально мы всего лишь свидетели, да еще и не на своей территории, но прежде всего мы полицейские. Тело — окрошка из костей и мяса — увезено в морг, дом оцеплен. Над кровавой лужей и нашей изуродованной машиной сверкают, слепя глаза, вспышки фотоаппаратов. На противоположном тротуаре, привлеченные неожиданным зрелищем, скапливаются толпы зевак и тоже снимают, снимают, все снимают на свои сотовые. Новость о гибели знаменитой ясновидящей перепархивает из уст в уста. Ах, кто бы отрезал ей к чертовой матери крылья!
Дом — шикарный, хоть и не идет ни в какое сравнение с тем, где живет Лазарев. Но охрана налицо, в подъезде — видеокамеры. Двое охранников категоричны: в последнее время к Агриппине никто не приходил.
С кем она живет? Одна. Есть еще женщина, которая помогает ей по хозяйству, но она появляется всего три раза в неделю. Сегодня она не приходила, совершенно точно.
Дверь квартиры, где жила несчастная, надежно заперта. Колесников вызывает людей, ищет очевидцев, но жильцы дома чуть ли не смеются ему в лицо. Эти люди презирают полицию и не желают иметь с ней никакого дела. Напротив Агриппины живет известный шоумен, этажом ниже — ведущий, а этажом выше гремит веселая молодежная вечеринка. Никто ничего не видел и видеть не хотел: подумаешь, кто-то выпал в окно, нам-то какое дело?
В хорошо обставленных комнатах — никого. Дверь была закрыта на замок. Окно распахнуто, и теперь в него плещет мелкий дождь. Внешне — в комнате никаких следов борьбы. Два сейфа надежно заперты, как сундуки Степана Плюшкина. Но Колесникова все же что-то подспудно тревожит.
— Предсмертной записки нет, — сообщает он нам.
— Ее не всегда пишут, — говорю я ему то, что он и без меня прекрасно знает.
— Глянь-ка на полу возле окна, — советует ему Ласточкин.
У Павла острый глаз, ничего не скажешь. Колесников нагибается и подбирает золотой браслет с висячими фигурками, который затерялся среди ворсинок роскошного ковра.
— П-порван, — неуверенно говорит наш коллега. — Но дверь была заперта. И тем не менее записки нет.
Он приказывает эксперту-криминалисту как можно тщательнее осмотреть окно и снять все возможные отпечатки. В квартире начинают трезвонить телефоны, и их жалобное воркование похоже на похоронный марш по женщине, которой больше нет.
* * *
Восьмой час вечера. Или уже девятый? Все равно. Я устала и хочу домой. Завтра у нас с Пашей выходной. Засада и одновременно преимущество нашей профессии — ненормированная рабочая неделя. Значит, послезавтра, если нам не подкинут каких-нибудь сюрпризов, займемся Ларисой Парамоновой, женщиной с затравленными глазами. И еще той певичкой или актрисой. Почему-то я убеждена, что она доживет до ста лет и все эти угрозы в ее адрес — полная чепуха.
Знаменитая Агриппина была по паспорту Марией Васильевной Стародубцевой. Ей исполнилось сорок шесть лет, ее бизнес, судя по квартире, был успешен. Что же толкнуло ее на этот жуткий шаг? Или это было вовсе не что-то, а кто-то? Но меня это интересовать не должно. Не мой район, значит, меня это не касается. Вот и все. Жаль только, автомобиль наш теперь придется чинить черт знает сколько.
— Приехали, — говорит Дымов, коллега Колесникова, которому тот поручил подвезти нас до отделения. — Ну, бывай, Паша. Пока, Лизавета!
Вечер, и фонари неторопливо струят свой жирноватый оранжевый свет.
— Ну, Петрович нам задаст, — говорит мой напарник.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
