Летели очень быстро — быстрее, чем воздушные корабли, хотя крылья зверей вздымались и опускались лишь изредка; короткие мелкие движения хвоста заменяли повороты руля. Внезапно они резко снизились и опустились на платформу на крыше; другая фигура, тоже в шлеме, только в обшитом пластиком костюме и тяжелых рукавицах, взяла животное под уздцы, чтобы наездник мог спуститься. Мужчина в перчатках — по крайней мере, он походил на мужчину — привязал зверя и накормил его из ведра чем-то извивающимся. Натан последовал за наездником к подобию круглой кабины и сквозь стеклянные раздвижные двери вошел в лифт. Спустившись немного, они попали в длинную галерею с высоким сводчатым потолком; по обе стороны тянулись ряды колонн — не прямых, а витых и изогнутых, вроде искореженных деревьев. Окон здесь не было, зато от потолка исходило тусклое свечение, словно отголосок дневного света. Пройдя всю галерею, они вошли в полукруглую комнату в дальнем ее конце; в противоположность предыдущему помещению изогнутая стена здесь была целиком из стекла, кое-где ее заслоняли просвечивающие щиты. Из всей мебели имелось лишь некое подобие письменного стола и пара стульев. Дверь автоматически закрылась.
Спиной к вошедшим и лицом к окну стояла фигура. Человек оказался на голову выше наездника, хотя и того Натан считал поразительно высоким. Судя по очертаниям, он был широкоплеч и стоял, слегка расставив ноги, по-видимому, скрестив руки, окруженный аурой власти и величественного спокойствия. Много позже этот момент во сне вспоминался Натану гораздо отчетливее, чем любой другой из прежней жизни; однако тогда он не осознавал всей его значимости.
Наездник молча ждал. Наконец человек обернулся.
На нем был черный шлем, лицо скрывала маска из какого-то материала, похожего на оргстекло; белая, как гипс, с вылепленными чертами. В искусственных губах открывалось ротовое отверстие, в крючковатом носе были прорезаны ноздри; увеличенные, листовидной формы глаза защищали полушария черных очков. Как у наездника и фигуры на крыше, ни один сантиметр кожи, ни даже волосок не виднелись из-под одежд. Когда человек заговорил, Натан понял его; лишь потом мальчик осознал, что это не английский.
— Ну и что? — произнес человек в маске.
— Хуже, — отозвался наездник. — Дрю не хотел, чтобы вы знали. Он опасается, что Суза будет отрезана.
— Придется. Выбора нет. — Человек говорил спокойно, не допуская в своем тоне ни намека на эмоции. — Мы отрежем весь Маали, от Ингорута до Хадеша.
— Целый континент? — Наездник не смог скрыть ужаса.
— Да. — Белая маска не выражала ни стремления оправдаться, ни печали. — Заражение распространится за пределы Сузы в течение каких-нибудь месяцев, а может, и недель. Мы должны действовать без промедления. Наше Время истекает. — И еще раз, с особым нажимом: — Все Время истекает.
— Есть какая-то надежда? — спросил наездник. Натану почудилось, что человек под маской улыбнулся.
— Надежда — лишь химера, — сказал он. — Я не хватаюсь за химеры. Я составил свой план давным-давно. Надежды нет, зато есть план. Будем его придерживаться. Теперь поешь и отдохни. Ты проделал большой путь. Твой крылоящер устал?
— Нет, сэр. Он силен.
— Хорошо. Я вызову тебя позже. Отправишься в Маали с пятой фалангой. Ты знаешь побережье.
Коротко поклонившись, наездник удалился.
Человек в белой маске сделал странное движение рукой и тихо произнес какое-то слово — Натан не разобрал. Перед ним — очевидно, созданное с помощью света, — появилось изображение: трехмерное, в натуральную величину. Фигура была облачена в лиловую рясу и маску, разукрашенную узором из завитков и линий.
— Суза заражена, — коротко сообщил Белая Маска. — Начинайте изоляцию Маали.
— Всего Маали? — Голос Лиловой Рясы потрескивал, словно звучал по плохой телефонной связи.
— Разумеется. Пошли пятую фалангу и одного из старших практоров. Реймор отправится с ними. Он хорошо знает местность.
Лиловая Ряса заколебался, словно желая что-то возразить, потом тоже поклонился и исчез по мановению руки хозяина.
Человек в белой маске вновь погрузился в созерцание города. Натан смотрел на него с близкого расстояния, снизу вверх: проваленный подбородок, вылепленные черты белого лица, поблескивающие в дневном свете, черные, ничего не выражающие бугры защитных очков. Но он чувствовал, что под маской идет напряженная работа мысли, необъятного ума — обширного и сложного, сосредоточенного на одном-единственном предмете, плане, цели, какова бы та ни была. Никогда прежде Натан представить себе не мог, чтобы существовал подобный разум: разум, столь могущественный, что мальчик ощущал его работу, вспышки и угасания подавляемых эмоций, чувство устрашающей безысходности под спокойствием абсолютного контроля.
Испугавшись этой близости, Натан попытался отдалиться; он принялся отталкивать сон, пока тот не начал разваливаться; и вот мальчик уже летел по длинному темному туннелю исчезающих ощущений. Он словно потерялся во сне, а когда проснулся, видение продолжало преследовать его, яркое, словно наяву, и воспоминание об увиденном долго не желало тускнеть.
* * *
Прошло недели две, и Натан вернулся. Он знал, что это тот же мир, тот же сон, — хотя обстановка изменилась. Натан снова очутился рядом с наездником, быть может, опять Реймором; впрочем, теперь их было множество: люди верхом на крылоящерах летели косяками по тринадцать, крылья взмахивали редко и почти синхронно. Внизу через громадный простор моря, растянувшись от края до края, плыл тусклый отблеск солнечного света. Натан видел, как колышутся бесконечные волны, как там и тут возникает белая рябь и как буруны, сталкивались, поднимают вулканы водяной пыли. Вскоре вдали возникла и понеслась на них, стремительно увеличиваясь, полоска земли. Натан видел серые утесы, отвесно уходящие в море, и за ними неровное плато, голое и неуютное.
Фаланга забрала влево и полетела вдоль береговой линии. Натан заметил, что на первом крылоящере за наездником сидит еще одна фигура, облаченная в красное. Человек делал нечто непонятное: рука его совершала замысловатые движения — и воздух между летящими и берегом мутнел: и вот уже словно пелена отделяла их от земли. Едва различимые утесы нависали над широким проливом, перекрещенным мостами и окруженным обширным портом. На воде вроде бы различались корабли, изредка попадались гидросамолеты, парящие над поверхностью моря подобно насекомым. Один из них заложил вираж и стал приближаться к летящему отряду, однако с каждым метром пелена становилась все плотнее; наконец самолет ударился о барьер, бока его заискрились, превращаясь в пламя; закружившись, судно рухнуло в океан догорающим фейерверком.
Красная фигура продолжала свой ритуал; теперь Натан оказался достаточно близко, чтобы расслышать: человек что-то напевает. Взглянув в сторону моря, он заметил еще одно судно — далеко за пределами барьера. Отделившись от внешнего крыла фаланги, два крылоящера полетели в его сторону. Натан не очень хорошо разглядел, что именно там произошло; только корабль вдруг вспыхнул и бесследно исчез, не потревожив движения волн.
