— По асфиктическому?
— Да ты не волнуйся, это бывает при отравлении антигистаминными препаратами. Ротик у нее чистый, вроде бы насильно ее таблетками не кормили, синячков на ней нет. Что тебе не нравится?
Он обернулся и посмотрел мне в глаза. Черт подери, до конца моих дней я буду сохнуть по этому чудовищу. А он будет всем рассказывать, что любит только меня, но это я его не хочу, и с этим уже ничего не поделаешь.
— Скажи, пожалуйста, Саша, можно сожрать столько таблеток, не запивая водой?
— Проблематично, — согласился Сашка. — А на кухне смотрели? Может, она там стаканчик оставила?
— Саш, может, она даже помыла стаканчик. А пустые упаковки зачем с собой принесла?
— Чтобы нам облегчить работу, — меланхолично произнес Стеценко. — Согласен, логично пустые упаковки оставить там, где употребили таблетки. Куда она их несла? К тому же димедрол так стремительно не действует, чтобы она не успела дойти с кухни до постели.
У нас за спинами напряженно прислушивался к нашему негромкому диалогу Петр Валентинович. Конечно, ему страстно хотелось, чтобы тут обнаружилось кошмарное убийство, а мы бы с ним его моментально распутали…
На пороге комнаты появился неразговорчивый оперативник из убойного. Он помахивал каким-то листочком.
— Я тут с понятыми поболтал, — хмуро произнес он. — С соседями ее.
Установил подружек. Мужа бывшего вызвал, он сейчас подъедет. Ничего?
— Правильно, — кивнула я, удивляясь про себя. Я-то грешила на него, как на бездельника, а он, оказывается, времени даром не терял.
— Я вот тут набросал план мероприятий, — продолжал оперативник, сразив меня окончательно. Опер, который по собственной инициативе, да еще пока дело не возбуждено, сочиняет план мероприятий, — это, как в рекламе пива, «то, ради чего стоит жить». Сегодня просто день открытий чудных, сначала миляга Петр Валентинович со своим заразительным молодым задором, потом этот молчальник, исполненный скрытых достоинств…
— Как, кстати, вас зовут? — спросила я хмурого убойщика. Страна должна знать своих героев.
— Буров, — буркнул он.
— А вы откуда пришли? Вы ведь недавно у нас в убойном?
— Я из области перевелся, — ответил Буров. — Из деревни, так что не обессудьте. — При этом ни тени улыбки не появилось на его озабоченном лице.
После того, как он объяснил, что сменил сельскую местность на городскую, неприветливость его стала мне понятна. Конечно, человек только адаптируется к другому коллективу, к другим правилам работы. Из одного района в другой перейдешь, и то неуютно себя чувствуешь, а тут практически образ жизни поменялся. Взяв у Бурова исписанный им листочек, я пробежала его глазами.
Краткая характеристика образа жизни Климановой — разведена, жила одна, со слов соседей, ночевала дома, кутежей не устраивала, мужчины ее не посещали. Близких родственников нет. Отношения с бывшим мужем хорошие, вражды не было. Квартира неприватизированная, прописана только Климанова. Из квартиры ничего не похищено (информация подлежит проверке). Климанова была психически неуравновешенна, страдала неврозом, со слов соседей — лечилась у психологов. Выводы: возможно самоубийство, менее вероятно убийство, так как пока неясен мотив, наименее вероятен несчастный случай — передозировка таблеток. Планируемые мероприятия: опрос соседей и знакомых, изучение психологического анамнеза, установление причины смерти. Что ж, на составление такого документа не всякий городской сыщик сподобится. Круто.
— Это у вас в деревне так серьезно относятся к происшествиям? — спросила я Бурова, на лице которого не дрогнул ни один мускул.
— У нас в деревне труп — это ЧП, — ответил он, забирая у меня листочек. — Моя деревня вообще-то райцентр. У нас даже кино снималось, между прочим.
— Да? А какое?
— «Сердце в кулаке», — гордо ответил Буров. — И еще одно, по Островскому.
— «Сердце в кулаке»? — удивилась я. — Правда, что ли? А мне казалось, что его снимали в Прибалтике. Там на экране прямо западная Европа…
— Да, — произнес Буров с явной гордостью. Наконец-то он оживился, даже сонный вид с себя стряхнул. — У нас такие пейзажи. Город старинный, даже замок есть.
— Надо же, «Сердце в кулаке»! А вы знаете, что наша фигурантка там снималась? Главную роль играла? — я кивнула в сторону трупа.
У всех троих мужчин непроизвольно раскрылись рты.
:
— Вы что, правда, не знали? — несколько высокомерно спросила я.
Они закивали. А потом все сгрудились над трупом и долго на него смотрели.
Наконец Стеценко нарушил молчание:
— Неужели это она? Никогда бы не подумал.
— Ты же фильм смотрел. Мы вместе смотрели, — напомнила я. — Кстати, где кассета?
— У меня, — ответил Сашка. — А это точно она?
— Придешь домой, посмотри в титры. Татьяна Климанова.
— Она в кино совсем другая, — подал голос Буров. Он так глаз от нее и не отрывал.
— Да, я тоже ее сначала не узнала, когда она была в прокуратуре.
— А она была в прокуратуре?! — в один голос спросили все трое.
Пришлось рассказать про визит Климановой. Петр Валентинович звучно хлопнул себя ладошкой по лбу.
— А я-то думаю, где я слышал эту фразу, что в записке. Это же из фильма!
Там же тоже маньяк звонит ей и говорит, что ее никто не любит, она должна умереть.
— Что значит «тоже»? — уточнила я. — Климанова мне рассказывала, что ей кто-то звонит и молчит.
— Ну и что? — не сдавался Петр. — А потом ей позвонили и сказали это самое.
— И что? — я пристально посмотрела на Петю, и он смутился.
— В каком смысле?
— Допустим, кто-то позвонил ей и сказал эту фразу. И что из этого?
— Что из этого? — переспросил Петя и залился краской. — Ну…
— Ну? — подбодрила его я. — Позвонил ей кто-то и сказал: «Тебя никто не любит, ты должна умереть». И что дальше?
— И… И она умерла, — храбро ответил Петя.
— Не буду спорить, — тихо сказала я. — Только как все это было? Если она сама написала записку и приняла снотворное, то у меня остаются все те же вопросы. Где ручка и стакан воды?
— Но ведь кто-то ей звонил? — настаивал Петя.
— Она так сказала, что кто-то ей звонил, — мягко поправила его я.
— Вы думаете, что она врала? — Петя спросил это так недоверчиво, что я с умилением подумала — неужели ты, брат, еще не сталкивался с беззастенчиво врущими свидетелями и потерпевшими, не говоря уже о подозреваемых. Похоже, что он еще не сталкивался даже с беззастенчиво врущими прокурорами и милицейскими начальниками, что в нашей практике встречается гораздо чаще, чем неискренний свидетель.
