Пятница, сияющее летнее утро. Полный рабочий день для низшего класса.
Из судомоечной машины чем-то воняло. Холодильник требовал разморозки. Сток в уборной страдал запором. Вот как бывает, когда живешь в одолженной квартире.
— В Швеции есть только один пролетариат, — сказал я громко сам себе. — Это все мы, у которых нет постоянной работы и права чем-то владеть.
Мы, работающие временно там и тогда, где и когда никто другой не желает трудиться, мы, снимающие за дикие деньги жилье у тех, кто достаточно богат, чтобы жить где-нибудь еще. Мы, могущие рассчитывать лишь на две привилегии в новом приватизированном обществе, «общенародном доме»: не иметь воспоминаний — ведь они докучают, и не иметь будущего — ведь о нем надо заботиться.
Готовя тебе горячий бутерброд к чашке кофе, я вяло топтался по кухне — голый, взлохмаченный, сонно почесываясь. И вдруг заметил хохочущую девицу в окне на другой стороне переулка.
Не думайте, что у каждого, получившего — после трехсот лет в очереди на жилплощадь — квартиру в Старом городе, окна выходят на Королевский дворец и он может лицезреть трескучий вахтпарад, машущую прохожим королеву Сильвию и новехонький кабриолет «порше», на котором ездит монарх. Большинство, ютящиеся, подобно мне, в глубине какого-нибудь тесного переулка, наслаждается видом на соседские апартаменты и чадом от модного кабака неподалеку, да еще неустановившимися голосами юнцов, которые по ночам поют «Хромую Лотту» и справляют нужду, перекрестно поливая край тротуара.
Я пронесся, словно вспугнутый кот, в уборную, обернул банным полотенцем чресла, провел гребнем по волосам и успел добежать до кухни, чтобы предотвратить взрыв кофеварки. И потом уж смог со сдержанным достоинством помахать девице напротив.
Когда ко мне заходят друзья, они при виде этой девушки обычно ухмыляются довольно гнусным образом. Какого черта, я же достаточно стар, чтобы быть ее отцом — а уж сегодня мог бы сойти за дедушку. Кроме того, есть и практические соображения, типичные для Старого города. Подумайте только — какие-то двое проводят вместе головокружительную ночь, а потом целые месяцы машут друг другу ручкой через переулок. Слишком уж это будет фальшиво.
Солнце, крадучись, проникло в квартиру, пока я прихлебывал кофе и с недоумением читал передовую статью о прогрессивных налогах... да, представьте — солнце в Старом городе! Четверть часа в день, пока оно проходит между двумя печными трубами на соседнем доме.
У меня есть и «частичный вид на море» — для тех, кто не страдает головокружениями. Если высунуться по пояс из окна гостиной, то далеко в конце переулка можно увидеть волны залива Риддарфьерден. Но не стоит слишком долго любоваться этим видом. Соседи могут запаниковать и вызвать пожарников с лестницей.
На улице поднялась суматоха. Но я даже не выглянул, мне было точно известно, что там произошло.
Водителю какого-то грузовика надо было разгрузиться на Стура-Нюгатан. Поскольку все места для стоянок уже заняты владельцами магазинчиков, ему приходится остановиться прямо на проезжей части. И тем самым он закупоривает улицу до тех пор, пока не завершит всех своих дел. Водители следовавших за ним машин начинают сигналить, а потом с утренней, еще не растраченной энергией все обитатели Старого города заводят обычную песню.
Мы оба — девушка и я — покачали головами. Не из-за водителей, ведь их не переделаешь, а из-за владельцев магазинов. Они начинают громогласно скандалить, как только кто-нибудь хочет превратить Стура-Нюгатан в пешеходную улицу: как же, ведь они тогда потеряют всех клиентов! А сами паркуют свои машины на улице, и те стоят по восемь часов, блокируя движение, а на клиентов наплевать! И если появляется какая-нибудь несчастная полицейская контролерша, так они готовы обратиться аж в Европейский суд.
Почему они такие дураки, эти люди, для которых самое главное — деньги?
Я снова принялся читать самое увлекательное из того, что удалось найти в «Утренней газете» — передовицу о прогрессивных налогах. Она оказалась мне не по зубам. Это был один из тех анализов, которые начинаешь понимать лишь тогда, когда попадаешь в число лиц с более высокими доходами.
Янне стал еще богаче: акции «Утренней газеты» котировались по 182 кроны, «вольво» поднялся на три кроны. Подумать только — если б у меня была тысяча акций «вольво», я бы за один-единственный день разбогател на три тысячи крон.
Я пролистал газету дальше. В самом конце была очень информативная заметка: рысак Give Me Money[16]выиграл хозяину 220 тысяч крон. Он держался сзади, пока впереди не появился просвет, и уж тогда он не подкачал.
Я жевал и жевал кусок жилистого польского рысака, лежавший у меня на бутерброде, и думал: а перед ним когда-нибудь открывался какой-нибудь просвет? При этой мысли я перестал жевать и выплюнул кусок.
Да, так, значит, лошадей возят самолетами через Атлантику?
Турсгатан — это место, пробуждающее примитивные чувства. Полоска пустыни, созданная для грохочущих поездов и гремящих автомобилей. Единственное место в центре Стокгольма, где можно свободно припарковать машину. И единственное место в Швеции, где люди мечтают об уличной кухне.
Мне удалось поставить свою тачку как раз напротив здания, которое называют Бонньеровским домом.[17]Так написано на фасаде. Там еще написано «Олен», написано «Окерлунд»,[18]так что борьба за известность на Турсгатан кипит вовсю. На тыльной стороне здания какой-то сумасшедший, вскарабкавшись наверх, струей аэрозольной краски вывел между гладкими окнами свое воззвание: «Больше апатии народу».
У нас, то есть у Зверя и у меня, давно было постоянное место для встреч.
Надо подойти к трансформаторной подстанции напротив типографии и разыскать вход в переулочек под названием «Песком не посыпается», а потом проковылять вверх по ступенькам до зеленой площадки с полусгнившей скамьей.
Он выскользнул из двери с надписью «Технические отделы» и пошел большими пружинистыми шагами к переходу, не глядя на меня. Ждал зеленого света и упрямо смотрел в другую сторону. Быстро пересек улицу, взлетел по лестнице несколькими небрежными скачками и уселся на скамье, притворяясь, будто не заметил меня.
Я улыбнулся. Вот так же мы встречались в Буэнос-Айресе много лет назад, на разных скамейках, в разных парках, и шептали друг другу новости углом рта, пока я наконец не получил для него фальшивый паспорт и настоящую визу беженца, отвез его в аэропорт и не отдал ему все свои деньги.
— Tranquilo,[19]Зверь, — сказал я. — Речь идет лишь о небольшой услуге, и полиция безопасности нас пока еще не ищет.
