– Ее судили за убийство детей? – спросил Поль.
– Нет. Кхейгла не может отвечать за свои действия. Это был несчастный случай, а не преступление. Чливьясов наказали – всю группу, которая в тот день штукатурила стену, скормили Флассу.
– Они-то в чем были виноваты?
– Так полагалось по закону. Если уж для рабов установлены определенные правила, регламентирующие проступки и наказания, отступать от них нельзя ни под каким видом, независимо от того, справедливо это или нет, иначе рабы очень скоро отобьются от рук, – Лиргисо скорчил насмешливо-сожалеющую гримасу. – Говорю тебе это как бывший рабовладелец.
– Не люблю рабовладельцев, – бросил Поль с вызовом, неприязненно сощурив глаза – как в ту пору, когда он в очередной раз нарывался на уличную драку в ночном Кеодосе.
– Поль, я же бывший! – Живущий-в-Прохладе обезоруживающе улыбнулся. – Теперь у меня одни роботы… и Хинар, которому я плачу зарплату и который возится с контейнерами удручающе долго.
– Босс, я выжимаю из буровой установки все, что можно, – отозвался шиайтианин. – Тут не одна большая каверна, а гроздь мелких, посмотрите сами. Скормить-то вы меня можете кому угодно, но наша техника от этого быстрей работать не станет.
– Да перестань, Хинар, я ведь пошутил, – вздохнул Лиргисо. – Разве я когда-нибудь сомневался в твоих профессиональных качествах? Еще не хватало, чтобы ты стал таким же чувствительным, как Поль!
Хинаром Лиргисо дорожил: тот был первоклассным пилотом и навигатором-гиперпространственником. Когда его выгнали за употребление наркотиков из Ниарского Военно-Космического Флота, Лиргисо взял его к себе, при условии, что Хинар принесет ему клятву вассала, как принято у кедисэйтху – шиайтианской младшей аристократии. Выросший на Незе Поль не понимал, зачем нужны такие навороты, как клятва верности, сопровождаемая ритуальным кровопусканием (особенно если учесть, что для самого Лиргисо клятвы всегда были не более чем тактической уловкой), но, видимо, Живущий-в-Прохладе и потомственный кедисэйтху находили в этом особый шик. Они не просто пара преступников-соучастников, а двое аристократов, господин и вассал – это стильно, и плебсу этого не понять.
– Значит, чливьясов ни за что убили, а кхейгла не понесла никакой ответственности?
– Я же сказал, нет. Кхейглы неприкосновенны. Их слишком мало – генетический дисбаланс, и жизнь кхейглы ценится намного выше, чем жизнь любого энбоно, взрослого или ребенка. Увы, все попытки цивилизовать их бесполезны. Изредка удается научить какую-нибудь кхейглу читать и писать на самом примитивном уровне – особенно увлекаются этим в Харле, так как Властвующая должна собственноручно подписывать государственные указы. Не удивлюсь, если Мьясхон умеет считать до дюжины и способна кое-как накорябать несколько простеньких иероглифов – интеллектуалка!
Поль вновь посмотрел на кхейглу, окруженную свитой. Сейчас он разглядывал ее внимательнее, чем в первый раз, и ему показалось, что с ней что-то не в порядке. Огромные глаза цвета спелой вишни словно подернуты прозрачной дымкой – это производит болезненное впечатление.
Когда он сказал об этом, Лиргисо засмеялся:
– Ты наблюдателен, этого у тебя не отнимешь. Ну конечно, ей дали сильнодействующий наркотик, иначе кхейгла натворит дел на Королевском фестивале! И это главная причина того, почему визит Мьясхон будет столь кратким: долго держать ее на таких снадобьях нельзя, это может повредить ее здоровью. Все это добродетельноцветущее дурачье, – Живущий-в-Прохладе кивнул на иерархов, – тоже под дозой. Наглотались пилюль, подавляющих половое влечение. Я-то определил это сразу, по характеру движений их слуховых отростков, но такие нюансы заметит только энбоно. Поль, ты выглядишь грустным. Давай расскажу тебе на десерт, как я стал жертвой директора школы, – пикантная и забавная история, и никто в финале не умер. Разумеется, с иллюстрациями…
– Я сейчас буду сканировать. С захватом широкого радиуса, так что не мешай.
– Боишься, что мои картинки тебя смутят?
– Не мешай, сканирую, – повторил Поль.
Потустороннее пространство успело измениться: теперь его вдоль и поперек рассекали трепещущие мутно– радужные перепонки, к ним можно прилипнуть, а их подчиненный сложному ритму трепет вызывает тошноту. С таким явлением Поль никогда раньше не сталкивался. Может, оно как-то связано с надвигающейся Зимпесовой бурей?
Он все же мог видеть сквозь эти нематериальные перепонки, полотнища, плоскости, хотя и хуже, чем без них. Он постепенно расширял радиус поиска, но ни людей, ни других носителей разума вокруг не было. Чувствовать неодушевленную автоматику Поль не умел, так что о механических соглядатаях пусть позаботится Лиргисо.
Никого, никого, никого… И вдруг он ощутил присутствие целой толпы, охваченной тоской и отчаянием. Он вздрогнул – настолько мучительным было это внезапное соприкосновение.
– Поль, что с тобой? – донесся голос Лиргисо.
– Там!.. – Он вытянул правую руку назад и вверх, показывая направление. – Кто-то есть, их очень много, им плохо. Я не знаю, кто это, надо выяснить.
Он открыл глаза, вытер ладонью лицо – казалось, что на коже остались клейкие следы от потусторонних перепонок.
– Поль, все в порядке, – Хинар развернулся вместе с креслом, чтобы посмотреть, куда он показывает. – Там домберг тонет. Домберг – помнишь, ты спрашивал, что это за штуки? Я его сигнал бедствия еще полтора часа назад принял.
Вся «Контора Игрек» уже смирилась с неистребимостью Саймона Клисса – но не Римма Кирч. Римма считала, что этому скользкому, как грязный обмылок, типу, бывшему эксцессеру, доверять нельзя. С ней никто и не спорил – действительно нельзя, зато свое дело он знает: вон сколько у него на счету успешно реализованных проектов! Если надо подмочить чью-то репутацию, привлечь внимание общественности к фактам, которые иначе останутся незамеченными, исказить какую-либо информацию – лучшего разработчика, чем Клисс, не найдешь, так что его нужно держать под контролем, но ни в коем случае не гнать.
Римме казалось, что все они ошибаются, даже Маршал. Хотя нет, что за глупость, Маршал ошибаться не может. Просто он слишком занят, чтобы разбираться с каждым, поэтому надо собрать на Клисса досье и положить к нему на стол – тогда проныре Саймону конец.
Домберг на экране был похож на доисторического зверя мамонта, тонущего в зыбучке, – Римма когда-то видела картинку в детской книжке. Такая же обреченная темная глыба, только у мамонта был еще печальный круглый глаз и хобот, задранный к небу.
Римме нравилась идея, что численность неспособных и малоимущих нужно сокращать. Именно публику этого сорта она и ненавидела по-настоящему, а вовсе не экстрасенсов, извращенцев и мутантов, на которых охотилась «Контора». Последние были для Риммы противниками, объектами отстрела, но не вызывали у нее таких чувств, как какой-нибудь спившийся бомж, или безмозглая скандальная тетка, или ограниченный и невзрачный мелкий чиновник. Вот это – настоящие враги! В этом окружении Римма выросла, от этой жизни она сбежала.
