Сначала он позвонил по первому номеру, будто дело было не такое уж срочное и едва ли личное.
— Резиденция Фальер, — откликнулся незнакомый Брунетти мужской голос после третьего гудка.
— Доброе утро. Меня зовут Гвидо Брунетти. Я бы хотел поговорить с… — Брунетти слегка замешкался, стоит ли упоминать титул или достаточно будет сказать «с тестем».
— Он сейчас говорит по другой линии, Dottore Брунетти. Может, он перезвонит вам через… — затем последовала долгая пауза, — у нас тут отключили свет. Я сейчас вас соединю.
Брунетти услышал мягкий щелчок, а затем в трубке зазвучал глубокий баритон его тестя:
— Фальер.
Точка.
— Доброе утро. Это Гвидо.
Голос тестя слегка смягчился:
— А, Гвидо, как поживаешь? Как дети?
— У нас все отлично. А как вы? — у него не хватило духу выговорить «Донателла» (так звали его тещу), а называть ее графиней почему-то не хотелось.
— Мы тоже в порядке, спасибо. Так чем обязан? — Граф прекрасно понимал, что коль скоро зять позвонил ему, на то имелись веские причины.
— Мне хотелось бы знать, что вам известно о семье Лоренцони.
Граф замолчал. Судя по затянувшейся паузе, Брунетти догадался, что он мысленно копается в составленной за много лет картотеке скандальных историй и сплетен вперемешку с информацией, которой он располагал обо всех знатных семьях в городе.
— А почему тебя это интересует, Гвидо? — осведомился граф, а затем добавил: — Если это не секрет, конечно.
— Речь идет об останках молодого человека, которые раскопали неподалеку от Беллуно. Рядом с останками было обнаружено кольцо с фамильным гербом Лоренцони.
— Это мог быть тот, кто украл у него кольцо, — предположил граф.
— Разумеется, — согласился Брунетти, — но я внимательно изучил материалы дела о похищении Роберто, и у меня возникло несколько вопросов, которые я хотел бы прояснить, если вы, конечно, не возражаете.
— Например?
За двадцать с лишним лет своего знакомства с графом у Брунетти не нашлось бы повода упрекнуть его в несдержанности; мало того, он был уверен: что бы он ни сказал, это останется между ними.
— Двое допрошенных в ходе расследования лиц почему-то предположили, что это чья-то злая шутка. И тот камень, заблокировавший ворота… Его положили со стороны виллы.
— Признаться, Гвидо, я смутно припоминаю все эти подробности. Если мне не изменяет память, нас в то время не было в городе. Это произошло на их вилле, не так ли?
— Да, — отозвался Брунетти. В голосе графа прозвучала какая-то странная нотка. Это заставило его насторожиться, и он спросил: — А вам доводилось бывать там?
— Всего один или два раза, — уклончиво ответил граф.
— Тогда вам должно быть известно, как устроены ворота, — сказал Брунетти. Он решил, что не стоит пока напрямую спрашивать, насколько близки отношения между его тестем и семьей Лоренцони. Пока не стоит.
— Конечно. Они открываются вовнутрь. В стену вмонтировано переговорное устройство, и, чтобы проехать к вилле, каждый посетитель должен позвонить и представиться. Ворота можно открыть и из дома.
— Или снаружи, если известен код, — добавил Брунетти, — именно так и пыталась сделать подружка Роберто, но ворота не открылись.
— Ее фамилия Валлони, не так ли? — спросил граф.
— Да, — ответил Брунетти. Фамилия была знакома ему из материалов дела. — Франческа.
— Хорошенькая. Мы были на ее свадьбе.
— На свадьбе? И как давно она вышла замуж?
— Чуть больше года назад. За парня из семьи Сальвьяти. Энрико, сын Фульвио; помешан на быстроходных катерах.
Брунетти неопределенно хмыкнул. Признаться, ему не много было известно об этом молодом человеке.
— А вы были знакомы с Роберто?
— Встречался с ним пару раз. Не могу сказать, что он произвел на меня сильное впечатление.
Брунетти задумался, что дает графу право так нелестно отозваться о покойнике. Его титул, социальное положение? Или тот факт, что Роберто уже два с лишним года нет в живых?
— Почему же?
— Потому что он унаследовал всю гордыню своего отца и ни одного из его талантов.
— А какие таланты у графа Лудовико?
В трубке послышался шум, будто захлопнулась дверь, а затем граф сказал:
— Извини, Гвидо, я сейчас. — Через минуту он снова взял трубку: — Прошу прощения, Гвидо, но я только что получил факс, и мне нужно сделать несколько срочных звонков, пока мой агент в Мехико еще не ушел.
Брунетти не был уверен, но ему казалось, что разница во времени с Мехико составляет двенадцать часов.
— Разве там сейчас не двенадцать ночи?
— Да, но ему заплатили, чтобы он задержался в офисе, и теперь мне надо застать его, прежде чем он уйдет.
— Понятно, — вздохнул Брунетти. — Когда мне теперь вам позвонить?
Граф не замедлил с ответом:
— А мы не могли бы вместе пообедать, Гвидо? Я давно хотел кое о чем с тобой поговорить. Мы могли бы совместить полезное с приятным.
— С удовольствием. Когда?
— Прямо сегодня. Что, слишком скоро?
— Нет-нет, что вы. Я сейчас же позвоню Паоле. Вы хотите, чтобы она к нам присоединилась?
— Нет, — отрезал граф, а потом добавил: — Некоторые вопросы касаются непосредственно ее, так что ее присутствие было бы нежелательно.
Брунетти, которого резкий тон графа слегка сбил с толку, ответил только:
— Хорошо. Где мы встречаемся? — Он подумал, что граф назовет сейчас какой-нибудь шикарный ресторан.
— Есть один ресторанчик неподалеку от Кампо-дель-Гетто. Он принадлежит дочери одного моего знакомого и ее мужу. И готовят там очень вкусно. Думаю, что он нам вполне подойдет, если тебе не кажется, что это слишком далеко.
— Отлично. Как он называется?
— La Bussola.[11]Это сразу за Сан-Леонардо, по дороге к Кампо-дель-Гетто-Нуово. Час дня тебя устраивает?
— Вполне. Встречаемся в ресторане. Ровно в час. — Брунетти положил трубку и снова придвинул к себе телефонную книгу. Перелистал страницы, пока не нашел фамилию Сальвьяти. В книге значился только один номер, принадлежавший Энрико, «консультанту». Брунетти всегда смущали и одновременно смешили подобные определения. Консультант!
К телефону долго никто не подходил; наконец чей-то женский голос раздраженно откликнулся:
— Слушаю!
— Синьора Сальвьяти? — осведомился Брунетти.
Женщина тяжело дышала, как будто ей пришлось бежать, чтобы взять трубку.
