я испекла еще и яблочный пирог. Управилась как раз вовремя. Вернулись с речки Памела с дедом, а с ними приехал Димка. Вернее, они приехали вместе с Димкой на его машине.
— Вот это да! — обрадовалась я. — Димыч, мы же только вчера с тобой разговаривали, и ты был в Париже.
— Привет, Каштанка, — обнял меня Димка, — а сегодня я уже в Москве.
Каштанка — это мое детское прозвище, которым меня Димка наделил после прочтения им одноименного произведения. У меня тогда были да и сейчас есть светло-каштановые волосы, и когда мама завязывала мне два пушистых хвостика, Димка говорил, что я — вылитый спаниель. Мы с Димкой росли вместе, хоть он и старше меня на четыре года. Он был мне как старший брат. Защищал от мальчишек во дворе, помогал решать задачки, дарил кукол на дни рождения. Правда, с седьмого по девятый класс я была в него тайно влюблена и всей душой ненавидела его подружек. Наши мамы дружили. Дружили еще наши деды. Жили мы в одном доме на Малой Грузинской. Димка и сейчас там живет один в огромной квартире. Родители его умерли, а жена ушла — не вынесла специфики Димкиной работы. Он строитель мостов. Очень хороший специалист. Правда, мосты он строит не в Европе или Америке, а все больше в Азии и Африке. Лялечке, его жене, климат там не понравился, и она ушла от Димки. А наша семья после многочисленных квартирных обменов разлетелась в разные стороны. Мы со Степкой обосновались на Полянке, отец — на Ленинградском проспекте, мама — в Париже, а Сева, мой брат, живет с семьей в Америке.
Дима нас по дороге нагнал, когда мы с речки возвращались, — радостно сообщил отец. — Как я рад, что ты приехал! Не видел тебя целую вечность. Рассказывай, как живешь, где работаешь.
— Сейчас работаю по контракту с одной французской фирмой. Несколько дней был в Париже, сейчас на неделю приехал в Москву, потом опять в Париж, а оттуда в Алжир.
— Ну и темпы у тебя, — восхитился отец. — А к нам, значит, повидаться приехал? Ну, спасибо, рад, очень рад.
— Да, повидаться, и, кроме того, дело у меня к вам важное.
— О делах потом, все дела потом, а сейчас к столу, обедать. Обещанный борщ готов? — это уже ко мне. — Кстати, где там наши землекопы? — Степан, Сережа! — крикнул дед. — Дядя Дима приехал.
— Они не слышат, сейчас пойду позову. — Я побежала в глубь сада, а Димка пошел следом.
— Соскучился по крестнику. Как он?
— В порядке. Третий курс закончил, скоро на практику поедет.
— Эй, люди, где вы? — крикнула я.
Из ямы показались головы Сережки и Степки.
— Дядя Дима! — заорали они в один голос.
— Вылезайте, землекопы чумазые. Вы что, котлован роете?
— Нет, компостную яму, — радостно сообщил Степан.
Димка посмотрел на меня с неодобрением:
— Мамаша, детям надо четче ставить задачу. Теперь этот колодец придется засыпать.
Я заглянула в вырытую яму и мысленно с ним согласилась. Да, перестарались ребята.
— Давайте руки, я вас вытащу. — Димка легко выдернул из ямы сначала Степку, потом Сережку.
— Дядя Дима, ты стал самым настоящим африканцем, — сказал Степка, — черный, как негр.
— Ты на себя посмотри, — засмеялся Димка. — Шли бы вы, господа, мыться. Перемазались, как черти у печи.
Мальчишки побежали на другой конец сада в летнюю душевую.
— Ну, выросли, — смотрел им вслед Димка, — и накачанные какие, просто бугаи.
Это точно. Парни не вылезают из качалки. Проводят там все свободное время.
— Пошли в дом, я тебя с профессором Маклахеном познакомлю, — сказала я.
— А это еще кто такой?
— Дедов американский коллега.
Джед, слава Богу, ожил и уже не сидел в кресле как грустная кукла, а болтал с отцом в гостиной. Опухший глаз он завязал платком и теперь сильно смахивал на корсара. Когда мы с Димкой вошли в дом, эти двое заливались гомерическим хохотом.
— Над чем смеетесь? — поинтересовалась я.
Дед протянул мне листок бумаги, на котором была нацарапана химическая формула.
— Ты представляешь, больному для проведения анализа желудка дали выпить вместо сульфата бария сульфид бария.
— И что же? — не поняла я.
Отец ткнул пальцем в формулу, и эти двое снова зашлись от смеха.
— Надеюсь, больной не умер? Иначе б вы так не радовались.
— Да ты сюда смотри. — Отец тыкал пальцем в химические закорючки. — Ты видишь, что получилось в результате взаимодействия? Выделился сероводород. Представляешь состояние врача, когда...
— Я представляю состояние пациента. Ты этот анекдот расскажи лучше будущим биохимикам, когда они вымоются. Но сейчас не об этом...
— Джед, — сказала я, — познакомьтесь с нашим другом, Дмитрием. Он сегодня прилетел из Франции.
Отец тут же начал рассказывать профессору о Димкиной родословной, о том, что Димкин дед был самым настоящим русским графом.
Потом они заговорили о геральдике. Я же занялась обедом, а Памела мне помогала.
Стол в нашей кухне-столовой был уже накрыт.
Вообще-то раньше эта большая комната была гостиной, а маленькая кухня находилась рядом за стенкой. Из года в год мы мучились, таская тарелки из кухни на террасу, где стоял обеденный стол. Потом, как-то вернувшись из Америки, отец предложил сломать перегородку и объединить кухню с гостиной. Получилось просторное и очень удобное помещение, где теперь под желтым абажуром стоит большой дубовый стол, за которым мы собираемся не только поесть, попить, но и поиграть в карты или просто поговорить о том о сем.
Сейчас в центре стола обливался слезой графинчик с водочкой, его окружали тарелки с солеными грибочками, маринованными огурчиками, селедочкой... Короче, закуска такая, что не захочешь, а выпьешь.
Я поставила на стол супницу с борщом и предложила всем рассаживаться.
— Джед, как насчет аперитива перед обедом? — поинтересовался отец.
— О, ноу, ноу, — замахал руками профессор.
— Как это «ноу», — возмутился Димка, а Степка спросил:
— Дед, а не рискованно ли в такую жару водку пить?
— А тебе никто и не предлагает. Молодежь, если ты в курсе, выбирает пепси.
Дед разлил водку по рюмкам и, поднеся стопочку к носу Маклахена, стал объяснять, что в его ситуации это не алкоголь, а лекарство.
