что я училась в нью-йоркской академии современного танца, мне гордиться нечем. Правда, и ее я в итоге бросила. Так что сомнительный повод для гордости.
Моя жизнь не имеет никакого смысла. Но зато у меня есть цель. И только ради нее я все еще не спрыгнула с Бруклинского моста.
Но, может, прыгать теперь и не придется. Я в любом случае уже мертва. Если мне повезет и Эштон не решит продать меня на органы, то меня при любом раскладе убьет Фрэнк.
Без вариантов.
Так что я вообще здесь делаю? Почему все еще не ушла? Пытаюсь отсрочить время смерти?
А что, если Эштон вообще мне врет? Я ведь даже не пыталась выяснить, правда ли Фрэнк в участке, а просто взяла и поверила на слово парню, которого знаю несколько часов. Вот только эти самые несколько часов неожиданно оказались лучшими за последние годы.
За окном начинает темнеть. Небо из серого превращается в бурое. И где-то вдалеке сверкает яркая молния. Гостиную освещает лишь яркий свет плазмы, по которой идет финальная битва с Вольтури. В моих руках контейнер с греческим салатом, а мой взгляд прикован к происходящему на экране.
Оторваться просто невозможно.
Сначала Эдвард показался мне классным, но после того, что он учудил в «Новолунии», я решила обосноваться в команде Джейкоба. Волки – верные. И готовы жизнь отдать за любимых. Его запечатление с Ренесми – раз и на всю жизнь. Это не может не подкупить.
Вот бы в жизни было что-то подобное… когда находишь предназначенную тебе судьбой половинку. И живешь долго и счастливо, как в подобных фильмах. Но фильмы – это сказки, а реальная жизнь, во всяком случае, моя, все же больше напоминает психологический триллер вроде «Сплита».
– Хэй, ты как?
Тихий голос Эштона заставляет меня вернуться в реальный мир. Я вскидываю на него глаза, и вижу, как обеспокоенно он на меня смотрит.
– Фильм закончился минут пять назад.
Делаю глубокий вдох и смотрю на экран, где уже, видимо, успели пройти даже титры.
– Прости. – Тру переносицу. – Я задумалась.
– Мне перемотать?
Улыбаюсь.
– Да, спасибо.
Он усмехается и послушно перематывает.
В тот момент, когда Эдвард читает мысли Джейкоба и видит, что их ждет в будущем, я вдруг чувствую жжение в груди. Начинаю чаще дышать, пытаясь не расплакаться от осознания того, что у меня этого никогда не будет.
Фильмы о любви со счастливым концом уже давным-давно должны относить не к мелодрамам, а к жанру фантастики, ведь в реальном мире хеппи-эндов не бывает.
– Ты поразительно молчаливая. Наконец пришло осознание, насколько многого была лишена?
– О да, – фыркаю. – Оказывается, почти двадцать три года моей жизни прошли зря. Но теперь, когда я знаю, что Джейкоб горяч, мне определенно станет легче жить.
Эштон смеется.
– Значит, ты определилась?
– С чем именно?
– В чьей ты команде? И предупреждаю: моя сестра вызовет тебя на драку ради отца Беллы.
Мой хохот эхом проносится по комнате.
– Я все-таки в команде Джейкоба.
– Хотела бы жить вечно?
– С ним? Возможно.
– А я бы не хотел.
– Логично. Зачем тебе хотеть провести всю свою жизнь с Джейкобом, если у него уже есть я.
Мы вместе смеемся, и я больше не чувствую напряжения между нами. Вдруг стало так легко, хоть я все еще и не могу полностью спрятать свои шипы и довериться.
– Уже поздно. Время вечерней прогулки, – произносит Эштон и чешет за ухом Чендлера, все это время лежащего у него на коленях. Услышав команду, щенок спрыгивает с дивана и несется к двери. – Как твоя нога? Хочешь пойти с нами?
– Мне лучше, но не настолько, чтобы обуть босоножки на шпильках, – разочарованно выдыхаю я.
Эштон проходит мимо меня в прихожую, а затем достает свои желтые кроксы и протягивает их мне. Поднимаюсь с дивана, беру эти гигантские тапки и вскидываю бровь.
– И как ты себе это представляешь? Я в них могу плыть по лужам, как в каноэ!
– Прости, но это единственное, что я могу тебе предложить. – Он запрокидывает голову и смеется.
Я улыбаюсь, когда Чендлер принимается прыгать на меня лапами, и сдаюсь. С губ срывается смешок, и я все же обуваю кроксы, которые велики мне размеров на семь.
– Накинь, – просит Эштон, протягивая мне свою толстовку. – На улице дождь.
Послушно надеваю безразмерную вещь и фыркаю:
– Ты лучший стилист из всех, что когда-либо у меня были.
– Ты мне льстишь. Но продолжай.
Снова начинаю смеяться, а затем, медленно волоча ноги, следую за Эштоном к лифту. Когда он останавливается на нашем этаже и мы заходим внутрь, здоровяк опускает глаза на мои ноги и снова начинает хохотать.
– Прекрати, – сдерживая смех, произношу я. – Это не смешно!
– Прости. – Он поджимает губы, беззвучно смеясь.
– Это было неискренне. Я слышу, как трясется твоя грудь, – улыбаюсь я и толкаю его локтем.
Он вскидывает руки вверх, а потом подносит одну из них к своим губам и делает вид, что закрывает рот на молнию. Я усмехаюсь и поворачиваюсь к дверям лифта, которые раскрываются на первом этаже. Эштон наклоняется к Чендлеру и надевает ему ошейник.
Мы оказываемся в просторном тускло освещенном холле с кремовой мраморной плиткой на полу. От глянцевых стен яркими бисеринками отражаются маленькие огоньки гирлянды, мигающей на большом панорамном окне. Проходим мимо бархатного дивана песочного цвета и выходим на улицу.
Несмотря на мелкий моросящий дождь, на улице тепло. Даже душно. Ветра нет. И так спокойно. Тихо.
Осматриваюсь по сторонам, пытаясь понять, в какой части города мы находимся. Поворачиваю голову и внимательно рассматриваю здание, из которого мы вышли.
Изящная лепнина украшает фасад величественного здания из коричневого кирпича. Прямо над дверьми, из которых мы только что вышли, – ангелок, пускающий стрелу. Вдоль всего фасада тянутся красивые узоры, придающие жилому комплексу определенную грациозность. У его больших панорамных окон, сквозь которые виднеется холл, растут кусты с белыми розами. И их аромат витает в воздухе.
Так хорошо.
Вот так идти. Никуда не торопиться. Ни о чем не думать.
Так просто.
Дойдя до конца здания, мы сворачиваем за угол и оказываемся на знаменитой Родео-драйв.
– Мы что, в Беверли-Хиллз?! – удивленно восклицаю я.
Эштон фыркает:
– Именно. И именно сюда ты собиралась выйти в образе проститутки.
– Спасибо, что напомнил.
– Пожалуйста.
Я закатываю глаза.
– Сейчас я одета не лучше, если что.
Он вскидывает бровь и театрально вздыхает:
– Ты же сказала, что это твой лучший наряд! Мое сердце разбито!
– Я и не отказываюсь от своих слов! – тут же подхватываю игру. – Просто мой наряд немного не подходит для Беверли-Хиллз.
– Ладно, я схалтурил. Признаю.
Коротко смеюсь.
– Здесь красиво, – выдыхаю, глядя по сторонам.
– И я так решил, когда смотрел квартиры. А ты в какой части города живешь?
– Я живу в Сан-Франциско.
– Ого. Надолго в Лос-Анджелесе?
– Через несколько дней улетаем обратно. Я прилетела с Фрэнком на сделку.
– Сделку?
– Да. Недвижимость, – тут же поясняю. – Фрэнк – правая рука моего отца. А отец владеет сетью отелей по всему миру.
– Что за отели? Или это тайна?
– Нет. «Хисторикал».
Эштон качает головой:
– Неплохо. И где именно построят «Хисторикал» в Лос-Анджелесе?
– Понятия не имею, – выдыхаю. – Обычно я не задаю вопросов и не лезу в дела Фрэнка.
Некоторое время мы молчим, а затем Эштон спрашивает:
– Так ты в первый раз здесь?
Благодарно смотрю на него за то, что не задает больше вопросов про Фрэнка, и киваю.
– И как тебе?
– На самом деле я не видела ничего кроме аэропорта, нашего отеля и бара. Мы прилетели в город вчера утром. Пока Фрэнк был на сделке, я любовалась океаном из номера отеля, а после его возвращения мы поехали отмечать
