Однажды мне приснился дом, но что именно – не помню. Япроснулся в слезах, и из темноты раздались негромкие голоса – шквал нежных,вкрадчивых утешений.
Мне казалось, что самое лучшее – это остаться в одиночестве.Я ошибался. Когда меня заперли на несколько дней и ночей в темной комнате безхлеба и воды, я начал кричать и биться о стену. Никто не пришел.
Через какое-то время я впал в ступор, а когда дверь наконецоткрылась, испытал невероятное потрясение – я резко вздрогнул и сел, прикрываяглаза. Лампа представлялась мне опасным и грозным врагом. Кровь в вискахпульсировала, болью отдаваясь в голове.
И тут я почувствовал мягкий, ненавязчивый аромат: смесьзапахов душистых дров, горящих в очаге в снежную зиму, раздавленных цветов икакого-то масла.
Меня коснулось что-то твердое, словно сделанное из дереваили меди, однако при этом явно живое. В конце концов я открыл глаза и увиделперед собой незнакомого мужчину, а то, что я принял за нечто деревянное илимедное, оказалось его пальцами – очень белые и жесткие на ощупь, они тем неменее поддерживали меня чрезвычайно нежно и бережно. Взгляд голубых глазнезнакомца был пронзительным и в то же время на удивление ласковым.
– Амадео... – прошептал он.
С головы до ног облаченный в красный бархат, он оказалсяпотрясающе высоким. Светлые волосы, тщательно расчесанные на пробор, как усвятых, густыми прядями спускались до плеч, где рассыпались по плащу блестящимиволнами. У него был гладкий, без единой морщинки лоб и высоко расположенныепрямые золотистые брови, достаточно темные, чтобы придать чертам лица четкостьи решительное выражение. Ресницы темно-золотыми нитями загибались вверх. Акогда он улыбнулся, полные, красиво очерченные губы мгновенно порозовели.
Я узнал его! Я с ним разговаривал! Никакое другое лицо немогло показаться столь чудесным.
Он улыбался мне с такой добротой! Кожа над губой иподбородок были чисто выбриты – на его лице я не разглядел ни единого волоска.Тонкий, изящной формы, но достаточно крупный нос не нарушал пропорции поистиненеотразимого лица.
– Нет, я не Христос, дитя мое, – сказал он. – Ятот, кто приносит свое собственное спасение и вечное блаженство. Приди в моиобъятия.
– Я умираю, мой господин. – Даже сейчас я не могусказать, на каком языке произнес в тот момент эти слова. Но он понял.
– Нет, малыш, ты не умираешь. Теперь ты переходишь под моепокровительство и, возможно, – если звезды не отвернутся от нас, а будутнам благоприятствовать, – не умрешь никогда.
– Но ты же Христос! Я тебя знаю!
Он опустил взгляд и с улыбкой покачал головой. Полные губычуть раздвинулись, открыв взору белоснежные зубы. Потом он подхватил меня подмышки, приподнял и поцеловал в шею. От этого поцелуя по коже моей пробежалимурашки, и я застыл словно парализованный. Глаза у меня сами собой закрылись, аон коснулся пальцами моих опущенных век и нежно шепнул в самое ухо:
– Спи. Я отнесу тебя домой.
Проснулся я в огромной купальне. Ни у кого в Венеции такойванны никогда не было. Однако это я могу утверждать сейчас, после того какмногое повидал. Но что я знал об обычаях этой страны тогда? Тем не менее этобыл настоящий дворец – во дворцах мне бывать доводилось.
Я выбрался из бархатного свертка, в котором лежал, –если не ошибаюсь, это был его красный плащ, – и увидел справа от себяогромную кровать с пологом, а за ней – глубокий овальный бассейн, собственнованну. Из раковины, поддерживаемой ангелами, в ванну текла вода, от широкойповерхности поднимался пар, а в клубах пара стоял мой господин. На егообнаженной белой груди розовели соски, а волосы, отброшенные со лба, казалисьеще более густыми, светлыми и прекрасными, чем раньше.
Он поманил меня к себе.
Я боялся воды. Я встал на колени возле самого края ванны ипогрузил в нее пальцы.
Удивительно быстрым и грациозным движением он подхватил меняна руки и по плечи опустил в теплую воду, а потом откинул назад мою голову.
Я снова посмотрел на него. Над нами на ярко-голубом потолкесловно живые парили ангелы с гигантскими, покрытыми белыми перьями крыльями.Никогда я не видел таких великолепных кудрявых ангелов, вопреки любым правилами стилям выставляющих напоказ свою человеческую красоту: мускулистыеконечности, кружащиеся вихрем одеяния, развевающиеся локоны. Все это казалось мнеопределенным безумием – пышущие здоровьем и энергией фигуры, их буйныебожественные игры в тумане поднимавшегося к потолку и растворявшегося взолотистом сиянии пара...
Я вглядывался в склонившееся ко мне лицо нового господина имысленно молил: «Поцелуй меня еще раз... да, пожалуйста... тот трепет...поцелуй меня...»
Но он принадлежал к той же породе, что и эти нарисованныесущества. Он был одним из них и обитал в своего рода варварском раю,принадлежащем языческим солдатским богам, где все сводится к вину, фруктам иплоти... Я попал в дурное место.
Он запрокинул голову и звонко рассмеялся, а потом зачерпнулпригоршню воды и плеснул мне на грудь. Когда он открыл рот, перед моими глазамина секунду мелькнуло нечто странное и опасное: зубы, больше походившие наволчьи клыки. Но они тут же исчезли, и только губы крепко прижались к моемугорлу, а чуть позже коснулись поцелуем плеча и спустились ниже, к груди,которую я не успел прикрыть.
Я застонал и теснее приник к нему в воде, а его губы,скользнув по моей груди, уже прижимались к животу. Он нежно вбирал в себя моюкожу, как будто высасывал из нее всю соль и жар, и даже его лоб, уткнувшийсямне в плечо, наполнял меня теплыми, восхитительными ощущениями... А когда оннаконец добрался до самого грешного места, я почувствовал, как оно взметнулосьвверх и выстрелило – словно превратилось вдруг в арбалет и выпустило стрелу. Явскрикнул.
Он позволил мне еще какое-то время оставаться в прежнемположении, затем неторопливо омыл мое тело, куском мягкой складчатой ткани вытерлицо и ополоснул в воде волосы.
А когда он решил, что я достаточно отдохнул, мы снова началицеловаться.
Перед рассветом я проснулся в его постели. Я сел и увидел,что он надевает широкий плащ и покрывает голову. В этой комнате тоже было полномальчиков, но не унылых, истощенных наставников из борделя. Мальчики,собравшиеся вокруг кровати, были красивыми, сытыми, веселыми и милыми.
Разноцветные туники ярких, искрометных оттенков, саккуратными складками и туго затянутыми поясами придавали им девичью грацию. Увсех были роскошные длинные волосы.
Мой господин обернулся и на прекрасно знакомом мне языкесказал, что я – его единственное дитя, что сегодня ночью он непременновернется, а я к тому времени успею познакомиться с новым для себя миром.
