дать? – спросила я, заботливо убирая красивые волосы с бледного лица. Этим взглядом можно было на дощечках цветочки и открытки мамам выжигать без паяльника. – Семен Семенович! Записывайте. Детское питание. Соску. Пара погремушек! Для умственного развития.
- Щас, запишу! Я тебе куплю все. С пенсии! Она у меня уже завтра! – послышался скрипучий голос, а Леший исчез.
Стоило ему только исчезнуть, как меня схватили за одежду.
- Значит, не захотела по – хорошему! Устроила тут забаву, - произнесло горделивое божество. – Ну ты за это еще отве…
Оп! И ложка каши наконец-то пришла в пункт назначения.
- Кхе! – давился Снежич, явно не ожидая от меня такого подвоха. Я взяла полотенчико, вытирая его губы.
- Ну что ж ты так спешишь, а? Что ж ты не жуя глотаешь? – вздыхала я, вытирая кашу с красивых губ и подбородка. Мне казалось, что меня сейчас укусят. Ну я же щедрая! Тут полная ложка была! С горкой! – И с набитым ртом не надо разговаривать! Когда я ем, я глух и нем.
- Хватит! – рявкнул Снежич. Одним движением он смел стол, скамейки и еду. Все это разлетелось по комнате, а потом зашлось снежными вихрями и исчезло. Он горделиво направился в сторону двери.
- А куда это он? – послышался кряхтящий голос Лешего.
- Видать, пи-пи, пошел, - выдала я, видя, как Снежич замер в дверях.
Глава двадцать третья
Резкий и хищный поворот Снежича поднял в хоромах целый вихрь. Красавец смотрел на меня очень злопамятным взглядом.
- А помочь не хочешь? – спросил он, дерзко усмехаясь. – А то вдруг сам не справлюсь?
- Ну конечно! – обрадовалась я, вспоминая, как одна мадам поливала ребенком кустики возле остановки. Юный самец мужского пола дул щеки и старательно изображал пожарную машину. – Пойдем, пойдем быстрее! Сейчас поищем укромное местечко!
Я подлетела к красавцу, дерзко схватила его за шубу.
Конечно, в такие моменты мужчины представляют что-то вроде: «Я – ваша без остатка! Без тебя мир наполнен унылой суетой и пирожными, от которых толстеет моя попа. Я устала страдать по вам, и теперь мечтаю, чтобы вы страдали от меня. Или я от вас. Поэтому любите меня, как умеете! А я ни дня в разлуке не переживу! Куда заносить канарейку и рояль?».
- Пойдем, поищем местечко, где нашего кукушонка из штанишек выгулять! – начала я «усипуськая» таким голосом, что меня проще было прикончить. – Сейчас будем фонтанчик делать. А умеет гномик фонтанчик делать? Вот, сейчас мы будем фонтанчики пускать! Один мальчик уже пускает фонтанчики Брюсселе, вот и мы начнем!
Взгляд обещал сделать из меня тушеную брюссельскую капусту.
- Или, давай здесь, в уголочек, пока никто не видит, - потянула я его в сторону уголка. – Штанишки снимем, горшочек подставим, - продолжала я, а Снежич резко вырвал руку из моей руки.
- Что? Не хочешь? Тогда пойдем спатеньки! – продолжила я, как вдруг почувствовала, что меня куда-то потащили. Дверь в покои Снежича открылась, а я лишь мельком заметила улыбку на его лице. Нехорошая это улыбка была. Опасная. Опасная для девушек.
- Я же говорил, что девка – ласковая, заботливая! – довольно крякнул Леший. – Иду-у-у! Иду, моя Белочка! Иду! А вы спать ложитесь!
Он тут же ворчливо добавил: «Все орехи прогрызет, зачем я женился?».
То, что Леший исчез, я поняла, как только меня толкнули на кровать. Бледная рука стала стягивать с себя меховую, обнажая восхитительный торс. Шуба рухнула на пол, поднимая белоснежную метель. Несколько больших снежинок, словно ледяной поцелуй, обожгли щеку и тут же растаяли.
- Помогите, - занервничала я, глядя под потолок.
Глава двадцать четвертая
- Уже раздеваюсь, - произнес красавец, тряхнув белоснежными волосами. – Потерпи, сейчас помогу!
Так, возьми себя в руки! Иначе в руки возьмут тебя! Мне казалось, что у меня разум отшибло, когда я смотрела на роскошное мужское тело, медленно обнажавшееся про мою душу. Того и гляди, тут флагшток поднимут в мою честь!
Я вспомнила, как проходила практику у Галины Никифоровны. Проктолога со стажем и чувством юмора. Мужчины делились у нее на три вида: «Уже знает куда», «Еще помнит куда», «Уже не помнит, зачем».
Однажды в качестве презента коллеги подарили ей стриптизера. Он ушел с талоном на четверг и взглядом обреченного.
- Ну-ка, - заметила я голосом Галины Никифоровны. – Кто у нас тут пришел, доставай малыша, клади на стол, знакомиться будем! Не боись, гладить буду только из жалости!
Рука Снежича замерла на уровне штанов.
- Ну, и где мой кукушонок? Открывай свои часы с кукушкой! – продолжала я, подражая ее игривой интонации. – Так, развернись обратно! Че ты ко мне спиной встал! Часы с какашкой меня не интересуют! Мне с кукушкой… Да неси его сюда, не бойся. Не оторву! Если сам в руках отпадет, хирургия на первом этаже. Как –нибудь пришьют.
Я решила подползти поближе, для усиления эротического эффекта.
- Ну, где праздник женских глаз? – требовала я, идя в эротическое наступление. – Да не боись, я совсем мелкашей видела. Лупа у меня тоже есть! А если совсем все плохо, то микроскоп принесут!
Есть женщины, которые в пучину горящей страсти войдут, и эротический пыл на скаку остановят.
- Ну че? – спросила я. – Я готова! В глаза закапала, готова смотреть и восторгаться. Сейчас усядусь поудобней! Ну, все! Доставай!
- Так, а что это тут у нас происходит? – спросил внезапно голос Лешего.
- Это мы спатеньки укладываемся, - заметила я, вставая с кровати. Когда уже кончится этот день! – Но укладываемся спать по частям! Как там спи глазок, спи другой. А у нас спи «мозок», спи другой!
- Ясненько – понятненько, - вздохнул Леший. – Ну и славно.
Снежич посмотрел на потолок ненавистым взглядом, а потом принялся укладываться на кровать. Роскошное тело на белоснежных простынях могло рекламировать, что угодно. И как бы я не противилась, но взгляд против воли цеплялся за широкие плечи и рельефный торс. Цеплялся и не хотел отпускать.
- А натягивать кто будет? – внезапно спросил Леший. Я дернулась и чуть не подскочила. – Одеяло, говорю, натяни, а то застудится.
От греха подальше я стянула одеяло и укрыла все это, собираясь пожелать спокойной ночи и наконец-то пойти привести себя в порядок.
Стоило мне только попытаться убрать руку, как ее схватили.
- А как же сказка? – спросил голос, а на меня посмотрели льдистые глаза.
- Жили были дед и баба, и ничего хорошего из этого не вышло. Спи! – буркнула я, мечтая уйти отсюда от греха подальше.
- Это не сказка. Без сказки не усну,