мало что смогу сделать. Силы-то в нем – ого-го. Захочет, тут этот ледниковый период устроит. Все вокруг заморозит и снегом засыплет.
- И что? – полушепотом произнесла я, косясь в сторону Снежича. Тот провел рукой по столу, полюбовался на узоры и улыбнулся им. А потом провел снова, стирая их.
- Ты его это, - снова прошептал Леший. – Из себя не выводи… Однажды я ему свистульку не дал. Вел себя плохо. Так он тут такое устроил. Полмира чуть не вымерзло! На санях летом ездили. Может, слыхала?
Да, что-то слышала, кажется. Мой взгляд снова скосился на Снежича, который с улыбкой ждал, к чему мы придем. Он опустил глаза на свою руку. Снежные узоры ползли по столу и затрагивали миски, а потом возвращались обратно к его пальцам. Слышно было, как трещит мороз.
- Мне что? Теперь этому отмороженному во всем потакать? – спросила я, делая глубокий вдох.
- Ну, да,- послышался голос Лешего. – Я так и делал. Поэтому и жив остался. С ним только отец совладать может. Да и то, с трудом. Так что ты ласковей будь. Угождай. Развлекай. От мыслей нехороших отводи. Вот и вся работенка. Ты же девушка. Ты же хитрая. Где-то построила глазки, где-то лаской, где-то улыбкой.
Он помолчал, а потом вздохнул.
- У вас, в мире яви, это тоже отразится. Когда внезапно снегопад да буря, когда снегом все засыпает выше крыши, это – он лютует, - продолжил Леший. – Когда пробки стоят, а снег убирать не успевают – Снежич капризничает.
- Я вас ненавижу, - прошептала я, вспоминая, как той зимой мы пытались прорваться на вызов. Но был такой снегопад, что заметало в считанные секунды даже лобовое стекло. Ехали мы медленно, в час по чайной ложке. А потом нам позвонили и сказали, что уже не надо. Поздно. Я тогда еще трое суток отойти не могла. Обидно было до слез. Если бы не снегопад, то успели бы. А теперь я знаю, кого в этом винить. Вон сидит, красавец!
Я не хотела идти на поводу у красавца – бога, но потом представила, сколько бед причиняет такой снегопад, и согласилась.
- Ну иди сюда, лялечка, - усмехнулась я, беря со стола большую ложку. – Раз сам не умеешь, будем тебя с ложечки кормить.
Глава двадцать первая
- Ну, я думаю, вы разберетесь, - послышался скрипучий голос Лешего. – А я пойду. Меня жена зовет. Мясо на мясорубке крутить!
- Куда?! – дернулась я, понимая, что оставаться наедине с капризным богом, мне не хочется.
- Иду, иду, - завыл Семен Семенович и исчез.
- Ну что? – взяла я ложку со стола и посмотрела на красавца, который усмехнулся. Моя рука потянулась за кашей, а я набрала ее в ложку и понесла ко чужому рту.- Ложечку за папу…
- Пф, - фыркнул Снежич. – Горячее…
Он пристально смотрел на меня, а я пожала плечами и поднесла ложку попробовать. Да нет, нормальное. Вполне неплохая каша! Комнатной температуры.
- Подуй, - приказал он, снова улыбаясь. Я не сводила с него взгляда, сопя в кашу так, что там образовалась ямка. – Пф-ф-фу… Все, нормальная! Ешь давай!
- Не буду, - внезапно произнес рот, к которому почти подъехала расписная ложка. – Пока ты ко мне на колени не сядешь.
- Ишь чего захотел! – возмутилась я, едва не бросив ложку обратно в кашу. – Так, слушайте меня сюда молодой человек! На колени к вам пусть другие садятся! Леший, например! Или ты ешь, или …
- Нет, пока ты не сядешь мне на колени, - с угрозой в голосе произнес молодой бог. Да он явно издевался. Не буду я! А то знаете ли! Мои мама тоже однажды села папе на колени в автобусе. Тогда они еще знакомы не были. А потом родилась я! Знаю я эти «колени».
- Ешь, - приказала я, сосредоточенно ведя ложку в сторону его рта, но Снежич плотно сжал губы.
– И не подумаю! – усмехнулся он, пробегая пальцами по столу. Стол на мгновенье покрылся изморозью, которая тут же растаяла.
- Прокрутил! – послышался скрипучий голос Лешего, а следом стук и голос Беллы Болеславовны: «Может, тебе доктора вызвать! А то ты постоянно там заседаешь!». Я так поняла, что центр управления полетами размещался в санузле. Это было единственное место в доме, где Семен Семенович мой спрятаться от Беллы Болеславовны.
- А у нас все плохо. Мы отказываемся есть, - заявила я, глядя на многострадальную кашу. – И вредничаем!
- Так, меня опять зовут! Да что там такое?! Какой чайник? Не брал я никакого чайника! И где старый – не знаю! Да будь она не ладна! Иду!!! – снова волком завыл Семен Семенович, а у меня в голове созрел хитрый план. Ну что ж, будет у нас лялечка взрослеть.
- Ути какой мы холесенький, - умилилась я, а Снежича аж передернуло. – Кто тут такой маленький? Кто у нас тут такой славненький? А кто у нас кашку вкусную будет? А? Кашка вку-у-усная… Мммм!
Глава двадцать вторая
Я понесла ложку к его искривленному рту.
- А кто кафку куфать не хочет? А? – с приторным умилением продолжала я. – А кто ротик отворачивает, а? Мы на кафку подули, она не горячая… Ой! Забыла! Надо же нам слюнявчик! А то кашка вкусная, слюнка как потечет!
Я схватила какое-то полотенце, в котором был завернут горшок.
- А то слюнка течет, одежду пачкает, - умилялась я на все лады, повязывая слюнявчик, прикрывший красивый торс. – Ай-я-яй, как не хорошо! Ну, давай кашку кушать, а? Ну чего носик так свирепо раздувается? Чего губки кривятся, а глазки сверкают?
Снежич упорно игнорировал ложку, глядя на меня таким взглядом, что мне стало не по себе.
- Ой, а может мы пи-пи хотим? А? – спросила я, положив ложку. – Не хочешь пи-пи? А то сейчас пойдем, штанишки снимем, цветочки рисовать будем! Пойдем пи-пи? Или кашку кушать? Что? Нет? Ни пи-пи, ни кашку?
И тут я почувствовала руку, которая легла мне на грудь. От изумления, я чуть ложку не выронила.
- Все уже, - заявила я, убирая руку. – Вырос уже! Хватит уже грудь сосать! Пора бы и самому кушать! Ты кашку зубками, зубками!
Я слышала скрипучий смех Семен Семеновича: «Ну, девка! Во, дает!».
- Вон, гляди, Семен Семенович кашку кушал, и вырос, а ты кашку не кушаешь, и вон какой… - мстила я за грудь.
- Ну, девк! Ты это…», - рыдал Семен Семенович. – «Ну ты и мастерица! Затейница!».
- Может, сосочку
