задумался.
— Это и хорошо, и плохо.
— Это меня взбесило! Что вообще происходит⁈
— Прекраснейшая, нусридадские ночные шакалы овеяны множеством суеверий и страхов. Несмотря на то, что они являются просто небольшими хищниками и падальщиками, сардацары всячески избегают их, ненавидят. Издревле считается, что они умеют проникать во сны и воровать истинные имена. Как ты не можешь не знать, завладев истинным именем, иной завладевает всей судьбой того, кому имя принадлежит. Ныне люди верят, что шакалы несут имена самому Зенребу.
— То есть, шакал предвещает смерть?
— По мнению ныне живущих, — да, — прошептал колдун. — Но это полнейшая ерунда. Зенреб — бог, он знает наперечёт все имена…
— Но шакалы с ним как-то связаны?
Единственный глаз колдуна долго сверлил её снулым взглядом, так что госпожа убийц почувствовала себя безмозглой дурой. Ну, разумеется, они служат богу-шакалу, у которого есть целый культ, который так и зовётся: Аглар-Кудхум — Культ Шакала!
— Не так, как можно было бы подумать, — наконец ответил Эгидиус. — Я считаю, они достались ему в наследство.
Пришёл её черёд молча ожидать пояснений.
— Это долгая история, прекраснейшая. Суть в том, что волноваться не стоит. Шакал, скорее всего, был, и это не сулит ничего хорошего, как не сулит и дурного. Неопределённость, однако, бывает хуже дурных знамений. Что он… хотел от тебя?
— Чтобы я умерла, — проскрежетала Зиру, выпуская когти-клинки на всю длину. — Но я не согласилась.
— Отрадно. Что-то ещё?
— Кажется… — Ужасная женщина осеклась, спазмы разбили её лицо на совсем мелкие конгломераты морщин. — Проклятье! Часть сна рассеялась!!!
От её крика на одной из стен появилась глубокая трещина.
— Я должна была что-то сказать… я должна была что-то… но… он же… забыла!
Когти втянулись внутрь её искусственных рук и пальцы вцепились в копну непослушных ломких волос.
— Прекраснейшая, не кори себя, и не пытайся вытянуть это силой, так не получится.
Его шёпот подействовал, госпожа убийц отняла руки от головы, но глаза её продолжали бегать, и радужка совсем потеряла целостность.
— Тише, — он с трудом смог присесть рядом, преодолев сопротивление негнущейся ноги и положил руку на запястье Зиру. — Всё будет хорошо, прекраснейшая. День уже на исходе, нам пора выдвигаться.
* * *
День 13 месяца иершема ( XII ) года 1650 Этой Эпохи, южные пределы Изумрудного халифата, оазис Аби Бахрат.
Все большие города в Семи Пустынях всегда зарождались на окраинах природных оазисов, там, где били ключи, делавшие из песка грязь, в которой могли расти деревья. Так появлялась плодородная земля, — бесценное сокровище. Вместе с оазисами города росли, крепли, богатели, вместе с оазисами и погибали, если на то была воля Отца-Древа.
Жители Аби Бахрата свою зависимость всегда понимали, а потому испокон веку старательно помогали оазису расти: насаждали новые деревья, дарившие тень и защищавшие от песчаных бурь, очищали берега прудов, отбивали нападения шакалов пустыни и жёстко контролировали расход воды. Аби Бахрат являлся важной точкой в великом караванном пути, многие торговцы через него везли свои товары из Дервии в Индаль, обратно, или отправлялись на север, в центральный и северный халифат. Возможно, своим богатством и благополучием город был обязан ещё и заступничеству богов, потому что больших храмов в нём было целых два… вернее, один храм был внутри городских стен, а другой стоял за пределами оазиса, в присыпанных песком холмах.
— Почему она так далеко? — шептала Зиру, двигаясь по дикому склону, где никто никогда не ходил.
— Так всем лучше, прекраснейшая, — отвечал неутомимо хромавший колдун. — Некроманты не любят селиться в больших городах, мельтешение чужой жизни раздражает и отвлекает их. Намного больше они любят уединение, компанию нежити. Самое лучшее место для некроманта — это перекрёсток двух дорог, там они обретают особую силу. К тому же, Зенреб для сардацаров как сама смерть, — неприятная неизбежность. Вот мы и пришли…
Одинокая чёрная пирамида стояла на присыпанной песком квадратной площади посреди ничего. К ней от Аби Бахрата вела добротная, но узкая дорога, явно редко используемая. Пирамида была погружена в полную тишину, и без усилий разглядеть её позволял лишь тревожащий красный отсвет кометы, игравший на полированных гранях. Конструкция высотой в без малого сорок шагов, казалась совершенно заброшенной.
— Это… неправильно… — прошелестел колдун. — Сборщик должен прибыть за налогом завтра, значит, уже сейчас перед пирамидой должны… или… Нет.
— Что случилось?
— Я распадаюсь, прекраснейшая. С тех пор, как твой великий отец спас меня, оставшаяся половина души постоянно уменьшается. Тебе известно о врождённых чувствах волшебников?
Зиру думала миг.
— Вы всегда чувствуете ток времени и всегда знаете, где находитесь, — чувствуете направление, где бы ни были и куда бы ни стремились.
— Именно. Это — корень Дара, способность ощущать время и пространство, необходимая для управления материей и энергией. Однако же от меня остаётся всё меньше, я настолько деградировал, что не уследил за ходом времени. Утро следующего дня не будет пятнадцатым в иершеме по западному календарю, оно будет… четырнадцатым… или тринадцатым? Не знаю…
— То есть, мы не опоздали? — страстно заскрежетала госпожа убийц.
— Нет, мы пришли раньше…
— Это ж прекрасно!..
Зиру осеклась и с испугом посмотрела в сторону пирамиды, которая оставалась безмолвной. Запоздало ей показалось, что она что-то упустила, — что-то важное. Не обученная с детства сочувствовать и перенимать чужие горести, Зиру с большим трудом вывела для себя правильный ответ:
— Мне… очень жаль… — Слова прозвучали через силу, будучи сказанными, возможно, впервые. При этом лицо женщины шло жуткими нервными гримасами, рот кривился самым невероятным образом, скаля иззубренные костяные пластины.
— Не стоит, прекраснейшая. Тьма поглощает, это естественно. У меня ещё достаточно времени, чтобы завершить миссию, а пока что нам лучше удалиться от пирамиды.
Он неуклюже двинулся обратно, вниз по пологим склонам, к окраине оазиса Аби Бахрат. Оставаясь незамеченным, отряд спустился с холмов и вступил под пальмовые листья, Зиру бесшумно шла мимо фисташковых деревьев, слушая голоса караванщиков, которым городские власти позволили остановиться невдалеке на ночлег. Верблюды и ослы проявляли беспокойство, чувствуя присутствие Эгидиуса, но люди и прочие разумные не замечали этого. У костров велись беседы, звучала музыка и смех, по воздуху плыли запахи пряной пищи.
От всего этого Зиру стала чувствовать позывы. Они походили на то, что испытывают люди, долгое время бывшие лишёнными телесной близости, но для госпожи убийц секс и смерть, неразрывно взаимосвязанные причины для существования, перекручивались в единое томящее желание. Медленно сквозь чёрную ткань перчаток стали выдвигаться клинки-когти; они в несколько раз превосходили длиной сами пальцы, но тому не стоило удивляться, ибо рунное Ремесло гномов могло творить и не такие чудеса.
— Прекраснейшая.
Шёпот колдуна прорвался через полог захлестнувших её чувств.
— Я понимаю и уважаю твои потребности, но сейчас не самое подходящее время. Для некроманта в той пирамиде каждая смерть — как вспышка света во мраке, он находится здесь именно чтобы считать все тела, которые город должен передать Аглар-Кудхум. Нас заметят, за нас возьмутся, миссия надолго будет отложена. Впрочем, я служу тебе и исполню любую твою волю. Решай, прекраснейшая.
Убийцы, сливавшиеся с темнотой среди деревьев, замерли в абсолютной неподвижности, следя за госпожой. Они могли устроить большую резню по единому её знаку, а могли затаиться и быть незримыми сколько того потребуют обстоятельства. Правда состояла в том,
