у ворот прилепилась кривенькая будка с дозорными.
— "Застава Белые Липы" — прочитал Гордей над воротами и удивился. — Что за глупости?!
Юноша решительно направился к перекрывшей дорогу балке. Ему на встречу выступили пятеро серьёзного вида мужиков, все при оружии, в легком доспехе, с копьями на перевес.
— Стой! Кто идёт? — басовито спросил низенький и коренастый дядька с толстыми и румяными, как у девицы, щеками.
— Гордей, сын Овсея.
— Чем докажешь?
— Так нечего тут доказывать. — развёл руками Гордей. — Все в Белых Липах знают, что я местный, сын лаптевяза Овсея.
— Э, паря… Так то в Белых Липах может и знают, а тут место казённое, без кумовства устроенное. — протянул румяный.
— Так я правду говорю! Я, сын Овсея — Гордей.
— Все правду говорят. — согласился дозорный. — А как прижмёшь к стенке такого правдоруба, так выходит: один — разбойник-лиходей, другой — шпион изменника Изибора.
Мужик указал на вкопанный в землю перед воротами заставы столб с табличкой-предупреждением.
— Читай, что тут написано или проваливай.
Гордей прочёл:
" По приказу Великого Князя Зимовита Мирковича, кому отныне принадлежит эта земля, все странники должны предъявить грамоту, что являются подданными князя, а кто такой грамоты не имеет, должен оставаться на заставе доколи кто-нибудь и з подданных князя не засвидетельствует особу его грамотой".
— Нету у меня грамоты. — пробурчал обиженно юноша.
— То-то я и смотрю, что с вид у тебя больно подозрительный, на разбойника похож.
— Да как ты смеешь, дядя?! — вспылил Гордей. — Я участвовал в битве при Бродах, кровь свою проливал, а ты меня разбойником называешь? А ну пропустите, немедленно!
Гордей потянулся к рукояти меча, но румяный дозорный ничуть не испугался его гнева, только широко зевнул и скомандовал:
— Вяжи его ребята, а там разберёмся, что он за птица!
Такого Гордей стерпеть не мог:
— Только попробуйте, собаки трусливые! — закричал Гордей и бросился на дозорных размахивая мечом.
Главное для него было отбиться и проскочить мимо заставы. Юноша понимал, что за те месяцы, что он провёл в дали от дома, многое изменилось, признавал, что служивые были в своём праве, требуя у него грамоту. Вот только дадут ли грамоту человеку сражавшемуся на стороне князя Изибора?! Гордей сомневался.
Был только один путь к родному дому — прорываться силой.
Дозорные навалились всем скопом, завязался короткий и жаркий бой. Никто из служивых не ожидал от путника-оборванца такой прыти и ловкости. Дозорные не были в полном смысле вояками, готовыми к яростному бою. Их делом было надеть начищенный до блеска доспех и нести казённую службу с серьёзным лицом, сшибая с путников плату за проезд и проверяя грамоты. А вот Гордей был птицей иного полёта, он не щадил себя в бою и тем серьёзно отпугивал противников. У кого-то брызнула кровь из раны, кому-то разбили бровь, а у румяного дядьки, старшины дозорных, повалились на землю из распоротого брюха кольца сизых кишок. Дозорные отпрянули. Несколько взмахов мечом, кувырок, уход в сторону и вот юноша уже по ту сторону загородной балки. Отбежал Гордей на расстояние броска копья, развернулся и показал дозорным срамной жест. Те ответили ему бросками копий и гневным рёвом, однако же в погоню не кинулись.
Гордей бежал через подлесок, не обращая внимания на ветки-колючки, окончательно превращавшие его драную, изношенную рубаху в ветхое рубище. Эти места он с детства знал, как свои пять пальцев. За подлеском будет небольшое заболоченное озерцо, куда летом ходили кормиться ряской деревенские гуси, потом поля да луга, а там уж и до дома отца рукою подать.
Маженна работала в саду храма, она заботливо подрезала розовые кусты. В этом году храмовый сад, по воле Даждьбога, был щедр на цветение и Маженна решила, что пышные букеты роз и лилий станут лучшим украшением для алтаря. Дверь на верхнюю террасу храма открылась — это Берендей вышел погреться под солнечными лучами.
Маженна прыснула в кулачок, едва не уронила цветы — волхв был почти полностью обнажен, только узкая набедренная повязка прикрывала его чресла.
Берендей потянулся, вслед за ним потянулись к солнышку вытатуированные на его коже змеи, звёзды и плети хмеля, старик раскинул руки в стороны и сладко зевнул, он только что проснулся после обязательной ночной службы.
— Дядя Берендей, вы только посмотрите на себя! — заливалась смехом Маженна.
Волхв погладил себя по объемному животу и поднял вверх указательный палец.
— Я — есть вместилище всего сущего! — с нарочито важным видом заявил Берендей и тоже рассмеялся.
— Вы как младенец Коляда — такой же голенький и круглый! — пошутила Маженна.
— Найди мне место, в этом чудесном саду, где я могу просушить вещи, деточка. — попросил Маженну Берендей. — Я постирал свою единственную одежду.
— Не может быть! А что будите делать пока она сохнет?
— Посижу так — погодка чудесная. И ты поднимайся ко мне.
Девушка, поднялась на террасу и присела рядом с волхвом. Срезанные розы и лилии она опустили в кадушку с родниковой водой, приняла из рук Берендея влажную одежду.
— Но это же неприлично! Не ужели великий волхв Берендей, так и будет весь день голой попой сверкать? А если кто увидит?
— Что тут неприличного? — лукаво улыбнувшись ответил волхв. — Боги повелели, что бы мы без одежды в этот мир приходили, без неё и назад примут.
— Ох уж эти боги! — покачала головой Маженна, развешивая вещи на бельевой верёвке, которая тянулась из под крыши храма в высокой старой лиственнице, растущей посреди внутреннего двора храма.
Не успели они договорить, как со стороны главных ворот храма Даждьбога послышался шум и голоса. Маженна побежала проверять, что случилось.
К воротам приближалась встревоженно гудящая толпа — это жители Белых Лип, побросав все свои привычные дела спешили к храму. В первых рядах, грузно косолапя с ноги-на-ногу, шла приземистая и дородная женщина в дорогом платье цвета семян горчицы — это была староста деревни, Ивека, матушка Любомира и будущая свекровь Маженны. Рядом с Ивекой торопливо семенил плюгавенький мужичонка неопределённых лет. В Белых Липах его знали как блаженного троюродного брата Ивеки, Рыся. Когда у Ивеки моровое поветрие унесло мужа, женщина затосковала. Любомир к тому времени был ещё совсем кроха, а дом у старосты был слишком большим для вдовой бабы с младенцем. Однажды возвращаясь из города, Ивека привезла с собою в Белые Липы этого убогого и поселила у себя в доме, что бы помогал по хозяйству, да следил за Любомиром. В отличии от своего благородного имени, Рысь был носат, плешив, крив на правый глаз и постоянно что-то жевал.
Завидев знакомые лица Маженна бросилась
