взорвался Крымов. – А теперь представьте – этот дар достался серому поденщику Зарубину. А если бы кубок выпил тот, кому он предназначался, а? Касси? Антон Антонович? – Он предусмотрительно понизил голос, потому что рядом назойливо толкались люди. – Если бы напиток Одина выпил талантливый Венедикт Смолянский? Да это был бы художник уровня самого Леонардо, а то и выше!
Долгополов кивал и то и дело перехватывал с подносов шампанское в пластмассовых стаканчиках. Кассандра тоже отпивала с удовольствием.
– Вы не налегайте так на спиртное, Профессор, – предостерег его Крымов. – Ударит в голову.
– Не учите жить. Тыщу лет не пил шампанского, да еще в такой компании. – Антон Антонович обвел початым стаканчиком гудящую толпу любителей живописи. – Все дома, в четырех стенах! Один, один! Книги да архивы! Мертвецы прошлых столетий! Давно пора было выбраться в народ! Выйти в люди!
– Касси, последи за ним, – попросил Крымов. – Хотя ты и сама хороша. Вы оба точно с голодного края.
Наконец зал умиротворился – ведущий пригласил к микрофону министра культуры Черевикина. Тот загнул речь в лучших традициях партийной номенклатуры, и половина настроения была срезана подчистую. За ним ведущий дал слово директору музея – Матвею Георгиевичу. Тот не шибко оживил аудиторию. Еще четвертинка настроения была жестоко отсечена. Публика заскучала. Все надежды оставались на Павла Ивановича Кравцова, и он не сплоховал. Его проникновенный рассказ о жизни Мориса Карно в Париже, где тот учился у великих мастеров, и путешествии по Южной Америке, Австралии и Новой Зеландии, откуда он привез «новую живопись» и «новую палитру», которые и прославили художника, вернул добрую половину утерянного интереса.
Наконец ведущий сказал:
– Прошу к нам героя этого вечера: искусствоведа, коллекционера и мецената, кавалера ордена Почетного легиона месье Жерома Рошмона.
Вынырнув из толпы, к микрофону подошел в высшей степени импозантный француз лет пятидесяти, в джинсах, рыжем кожаном пиджаке и синей водолазке, с роскошной темной шевелюрой в легкую седину. Он заговорил на французском языке. Рядом уже стояла худая элегантная дама в вечернем платье, переводила его слова благодарности администрации города и культурному миру Царева. Жером Рошмон говорил красиво, с расстановкой и нараспев одновременно, ублажая культурный слух эстетов прононсом и чуть раскатистым «ррр», небольшими паузами давая переводчице вершить свое дело.
– Иные художники отправляются за новыми впечатлениями на войну, – переводила Лилиана Мещерская, – как Гийом Аполлинер, например. Другие покоряют небо и становятся пилотами, как Сент-Экзюпери. У Мориса Карно была своя страсть: он хотел поймать и живьем в клетке доставить в Европу черного каймана – одного из самых больших и опасных аллигаторов на планете, обитающих в Южной Америке. Ему исполнилось уже пятьдесят лет, когда Карно решил совершить еще одну поездку в тропики. На одном из притоков Амазонки он и встретил своего соперника, который, как посланец судьбы, давно врывался к нему во снах. Эта схватка происходила на глазах у проводника и слуги Рошмона, который позже описал журналисту «Таймс» то, что видел. И конечно, сцена этой схватки подробно описана в книге месье Рошмона «Морис Карно: путь к звездам», переведенной на русский язык. Я прочитаю только строчку: – Дама открыла книгу на закладке: – «В тот день на Риу-Негру, притоке Амазонки, Морис Карно проиграл остаток своих лет, но всей жизнью и творчеством он выиграл будущее, вечность, путь к звездам». Кстати, дамы и господа, книгу вы сможете приобрести сегодня с подписью автора.
– Вечность, – завороженно повторил Крымов. – Он выиграл вечность!..
Детектив цепко всматривался в лицо этого немолодого, но очень живого в движениях и речи человека. Глаз не мог от него отвести.
– Кассандра, – позвал он спутницу.
– Аюшки, – откликнулась та.
– Сможешь подойти сзади к месье Рошмону и громко сказать несколько слов.
– Каких?
– Иди сюда. – Он притянул ее за плечо и что-то зашептал на ухо.
– Да ладно? – изумилась она.
– Так сможешь или нет?
– Даже не знаю…
– Я смогу, – сжимая в руке пустой пластмассовый стаканчик, вальяжно ответил Долгополов. – А что нужно сказать? Что-нибудь матерное?
– Завязывайте с шампанским. Антон Антонович. Так сможешь, девочка?
– Ладно, – выдохнула она. – Только мне будет стыдно.
– Беру твой грех на свою душу.
– Ага, тебе легко говорить, – сказала она. – Это я должна выглядеть городской сумасшедшей.
И отправилась выполнять задание.
– Скажешь – и сразу беги! – бросил он ей вдогонку.
Крымов увидел, как уже очень скоро Кассандра оказалась почти что за спиной месье Рошмона – между ними стояли еще пара человек.
– Семен Зарубин! – залихватски выкрикнула она, и выпитое шампанское, хорошенько накрывшее рыжую ассистентку, отлично помогло делу. – Привет от Венедикта Смолянского и Метелицы!
На нее уставились все, кто был рядом. Экзальтированная дуреха? Психопатка? Молодые артисты разыгрывают спектакль? Или что-то еще? Но дурехи и след простыл – она нырнула в толпу и растворилась в ней.
Но то, что произошло с лицом месье Рошмона, надо было видеть! Как его перекосило! Точно мгновенный паралич молнией ударил в путешественника, мецената и кавалера ордера Почетного легиона!
– Это он! – воскликнул Крымов. – Я так и знал, что это – он!
– Кто – он? – вопросил Долгополов.
– А вы еще не поняли, Антон Антонович? Зарубин – Морис Карно – Жером Рошмон. Ясно?
У старика дух перехватило:
– Не может быть?!
В этот самый момент одна из дам, кажется, замдиректора, подошла к гостю из Франции и что-то прошептала ему на ухо. Несомненно, она куда-то позвала его. Рошмон кивнул, подозрительно огляделся по сторонам и послушно пошел за ней. Они исчезли за гигантскими портьерами.
Все замерли в ожидании. Что-то в этом было странное, даже неладное. Вскоре рядом с Крымовым оказался искусствовед Кравцов.
– А у нас назревает скандальчик, – весело процедил он.
– Что такое?
– Вам это будет интересно как детективу. В закулисье появилась некая молодая дама, очень элегантная, которая заявила, что она – родственница Мориса Карно и все эти картины отчасти принадлежат ей.
– Да ладно?! – едва справился с собой Крымов.
Даже из Антона Антоновича мигом вылетел дух веселья, по крайней мере, большая половина – точно.
– И где же она? – спросил Долгополов.
– В кабинете директора; как там появилась – понятия не имею. С ней еще два альбиноса в белых костюмах – близнецы. Жуткие ребята. Что ж, подождем!
– Ее надо остановить, – мрачно сказал Долгополов.
– Вашим перочинным ножом? – усмехнулся Крымов.
– Кого остановить? – не понял Кравцов. – Эту даму? А что она может сделать?
– Например, спалить картины, – предположила Кассандра и залпом выпила остатки шампанского из пластмассового стаканчика. – Она их ненавидит.
– Вместе со всеми присутствующими, – подхватил Антон Антонович.
– Остроумно, – кивнул Кравцов. – А вот и наша замдиректорша Мурзина… Что это с ней?.. Ее укусили?
Дама и впрямь выглядела неважнецки. Она вернулась в залу, встала у стены и обхватила себя руками. Так делают люди, которых бьет озноб. Бледное лицо, ничего не видящие глаза, посиневшие губы. Кажется, она хотела что-то сказать, но не имела сил. Только шевелила губами.
– Как все плохо-то, – пробормотал Андрей Крымов.
– Очень плохо, – подтвердил Долгополов.
Но
