ныне генерал-лейтенант сэр Руперт Смит. Он был очень достойным человеком, как и два его сержанта. В этом отношении мне повезло, хотя некоторое время я этого не понимал. Если бы я пришел в армию на месяц раньше — в первую дату, назначенную меня вербовочным пунктом в Престоне, — жизнь стала бы адом. Выяснилось, что солдатами того набора руководила группа сержантов, которые были чуть ли не монстрами. Они регулярно выбрасывали одеяла и другое снаряжение своих новобранцев из окон казарм, оставляя сбитых с толку молодых солдат лихорадочно карабкаться наружу, часто под дождем и снегом, пытаясь собрать все это и снова сложить для еще одного осмотра со стороны задир, которые в первую очередь портили свое имущество.
Правда состоит в том, что в британской армии много сержантов такого типа. Они очень суровы со своими подчиненными, но подлизываются ко всем, кто выше их, или к любому, кто крупнее и сильнее, кто занимает такое же положение, как они. Дайте им какого-нибудь бедного невежественного рядового, который не может ответить, и они будут в своей стихии. У меня никогда не было времени на таких людей, и мне повезло, что в лице лейтенанта Смита и его унтер-офицеров у меня оказалось достойное начальство.
Я прошел шестимесячный курс основной подготовки, которая в основном состояла из муштры, бега и упорных марш-бросков. Постепенно мы превратились в солдат. Когда человек вступает в Парашютный полк, ему выдается набор цветных наплечных нашивок, чтобы отмечать его успехи в обучении. Первый значок зеленый (не нужно быть гением, чтобы понять почему); затем, через шесть недель, вы начинаете носить синюю нашивку. К тому времени стольких из вас выгонят как непригодных для Парашютного полка, что когда вы увидите, что в следующем месяце прибывают новые рекруты, вы почувствуете себя старожилом.
Сержанты не переставали напоминать нам, что отбор в парашютисты был очень жирной вехой. Из-за высокого темпа и жестокости основного курса уровень отсева был огромным, его заканчивал лишь один человек из пяти, кто его начинал. Некоторые люди просто решали бросить, потому что понимали, что никогда этого не сделают. Однако тренировка, несомненно, эффективна, ибо то, что получается в конце, вселяет страх Божий в армии других стран.
Хотя через шесть недель мы, новобранцы — те из нас, кто еще остался, — дошли до стадии с синей нашивкой, нам все еще было далеко до получения права носить темно-бордовый берет с хромированным значком в виде крылатого парашюта. Шли бесконечные тренировки и занятия, километры трасс и тонны бревен, которые нужно было нести на окровавленных плечах по грязи и слизи, пока мы не чувствовали, что наши руки вырываются из суставов, что наши ноги превращаются в желе, и что наши сердца разорвутся.
В британской армии работа с бревнами больше всего похожа на средневековую дыбу для пыток, но все это является частью очень продуманного процесса закалки, подобно погружению раскаленной добела стали в холодную воду, чтобы закалить металл, — за исключением того, что вместо стали, руководящий состав закалял и тестировал наши мышцы и силу воли. Они постоянно заставляли нас идти дальше, чем мы думали, что можем пройти, пока мы не преодолевали расстояния, которые всего несколько недель назад заставили бы нас лежать на спине в ближайшем отделении скорой помощи.
Акцент всегда делался на агрессивности. Поэтому всякий раз, когда нам казалось, что мы расслабляемся, нас отправляли в спортзал на «мельницу». «Мельница» — это отличительная черта Парашютного полка, она представляет собой двух мужчин, часто напарников, стоящих лицом к лицу на мате и избивающих друг друга до чертиков. И если они не примутся за это с воодушевлением, всегда найдется курносый инструктор по физподготовке, готовый занять место парня, получающего удары вполсилы, а затем треснет кулаком парня, наносившего тычки, сбив его с ног.
Сержанты-инструкторы приказывали своим отделениям атаковать другие проходящие мимо подразделения. Они хотели видеть, как люди сбивают друг друга на бегу, оспаривая право первым пересечь противоположную сторону тротуаров под конскими каштанами, окаймляющих проезжую часть казарм Олдершота. После непродолжительных, но зачастую кровавых стычек сержанты отзывали своих бойцов, словно гончих на охоте, возвращая их в строй.
Несколько раз я видел, как капралы хватали быстро угасающих новобранцев за подбородочные ремни их шлемов и перебрасывали через финишную черту штурмового городка. Затем, когда измученный человек падал в кучу, сержант метко вонзал ботинок ему в зад. Другие «тормоза» часто проводили свои перерывы в солдатском кафе, делая сотни отжиманий, в то время как их товарищи прихлебывали кружки густого, сладкого, довольно зернистого чая и кусали печенье с сухофруктами, испеченные поварами, которые никогда не подвергались какой-либо опасности судебного преследования за введение людей в заблуждение в соответствии с Законом об описании товаров.
Так что благодаря отстающим и слабым наши ряды значительно поредели. Удрученные и деморализованные, они часто просто выкупали себя из армии за 20 фунтов, прежде чем на них мог обрушиться неизбежный топор. На самом деле, за то, что я подтолкнул нескольких угасающих рекрутов выкупить себя задолго до того, как их предупредили, что они не добьются успеха, у меня возникли проблемы с начальством. Нет смысла смотреть, как человек наказывает себя, когда ты — и он — вы оба знаете, что в конце концов он не получит никакой награды. Мне это казалось нелепым, хотя в те месяцы нашей армейской закалки мы все иногда подумывали о том, чтобы бросить и уйти. Поэтому я попытался убедить некоторых новобранцев из нашего набора уйти, пока они еще были впереди, о чем вскоре узнало командование. В результате однажды меня вызвали к офицеру, который сказал мне, что я возмутитель спокойствия, и спросил, почему я призывал других новобранцев откупиться от армии, а сам этого не сделал.
— Потому что у меня никогда не было двадцати фунтов, сэр, — ответил я, хотя это было неправдой. Я ни на секунду не сомневался, что справлюсь — но не то чтобы я осмелился сказать ему об этом. В результате он сообщил мне, что будет наблюдать за моими успехами, явно подразумевая, что меня вышибут за малейшую ошибку или проступок. Впрочем, вряд ли это было новостью, потому что за нами следили от рассвета до заката, а во время ночных учений и того больше.
Однако на моем горизонте виднелась еще одна туча, потому что, хотя я и наслаждался курсом основной подготовки в Парашютном полку, я страшился мысли о том, что мне придется прыгнуть с парашютом. На самом деле, чем ближе мы подходили к поездке на базу королевских ВВС
