Совещания в офисе, Петала, секретарша с чашкой кофе. Офисное видение приносит острый приступ страха (господи, что я наделал?), но через секунду страх проходит. Гэвин решает, что не будет сейчас об этом думать. Телефон его лежит на дне моря, так что позвонить все равно никто не сможет.
Он прикрепляет доску к корме, и не успевает оглянуться, как собака уже восседает на верхушке пандуса.
— Хорошая девочка. — Он нежно гладит ее по морде.
Оушен в восторге:
— А мне можно спуститься по пандусу?!
— Конечно. Тащи сюда свою аквапалку.
Она бежит в салон, возвращается с длинной палкой из розового пористого поролона.
Собака уверенно сбегает вниз и прыгает, погружаясь в воду как кофейный столик, на четыре прямые лапы. Брызги летят во все стороны.
Следом спускается Оушен, сжимая в руках аквапалку. На ней заляпанный рвотой жилет и кружевные трусики. С пронзительным визгом она бросается в море и выныривает недалеко от собаки. Сюзи плавает вокруг нее кругами. Гэвин отодвигает лестницу, стягивает футболку и встает за ограждением; отрывает руки от леера, закрывает ими лицо и падает навзничь в море.
Когда он выныривает, собака и дочь плывут к нему, обе широко улыбаясь.
— Ну что же, — говорит он, — пора провести разведку.
Он плывет медленно, чтобы они поспевали за ним, — какое, наверное, потешное зрелище представляет их маленькая группа. Они оплывают деревянные лодки, пироги, такие же как в Тринидаде. Читают названия: «Дон Филипп», «Дон Хенаро», «Санта-Мария» — скоро в бухту прибудут рыбаки, чтобы вывести свои суденышки на промысел. Добравшись до пляжа, садятся на песок, смотрят, как волны накатываются на песчаный пляж.
Оушен бросает в воду аквапалку, и Сюзи плывет за ней, лает, хлебает соленую воду, пытается схватить зубами, но палка ускользает. Наконец, совершенно случайно, собака подсовывает палку себе под лапы — и темные собачьи глаза загораются восторгом оттого, что она внезапно приобрела дополнительную плавучесть. Сюзи гребет к берегу. Оушен смеется.
— Папа?
— Что, ду-ду?
— А скоро Рождество?
— Да, скоро.
— Как скоро?
— Примерно через месяц.
— Мы еще будем на каникулах?
— Полагаю, да.
— А давай купим елочку и украсим ее!
— Ладно, постараюсь найти какую-нибудь поменьше, чтобы поместилась в салон.
— А в прошлом году у нас не было Рождества, папа? Только наводнение?
— Да, детка.
— Ладно… — говорит она и смотрит на море, поджав губы жестом, в котором одновременно читаются и страх и смирение.
Несколько недель после наводнения она рыдала не переставая. Психотерапевт сказала, что девочка страдает от посттравматического шока. «Как это? — Он не мог поверить своим ушам. — Это же заболевание солдат, которые побывали на войне…» «Нет, — возразила доктор, — такой шок может случиться с каждым, кто испытал очень сильный стресс». Оушен ходила к ней на сеансы раз в неделю, и через два месяца ей стало немного лучше. К весне девочка вообще практически восстановилась, но панические атаки и многочасовые истерики вернулись вместе с дождями. А как его малышка чувствует себя сейчас? Он подмигивает ей, она подмигивает в ответ.
— Что же, русалка, — улыбается он, — пора плыть обратно на яхту. Что ты хочешь на завтрак?
— Кукурузные хлопья с фруктиками.
— Прекрасно, я тоже буду хлопья.
Он сажает Оушен на спину, и они доплывают до яхты, а собака плывет рядом, пытаясь укусить аквапалку. Девочка и собака забираются на яхту по пандусу, а он подтягивается, чтобы достать до кормовой лестницы, с досадой чувствуя, как тяжело ему тянуть свое грузное тело вверх.
* * *
Около полудня Гэвин надувает резиновую шлюпку и спускает ее на воду. Пока они завтракали, в бухте появились первые рыбаки: отвязав пироги, они устремились в открытое море — каждый, проплывая мимо, в знак приветствия кивнул ему. Но много пирог пока стоят пустыми. Подплыв к берегу, Гэвин привязывает шлюпку к пристани, и тут его одолевают сомнения: а вдруг ее украдут за время их отсутствия? Может, оставить Сюзи за сторожа? Нет, решает он, придется рискнуть, собака принесет больше пользы, если поедет с ними.
На берегу Оушен берет в руки поводок — какая милая парочка! Глаза дочки широко раскрыты, она даже немножко подпрыгивает от нетерпения, а Сюзи терпеливо сидит, ждет его. Оушен ведет собаку на поводке по раскаленному асфальту, он идет следом. В небе висят облака, серые, словно дымящиеся.
Они подходят к так называемому Плейя-дел-Агуа, или «Водному пляжу», — длинной песчаной косе, окаймленной пальмами и усеянной ресторанами, явно рассчитанными на туристов. Это место напоминает ему залив Маракас в Тринидаде.
Они находят самый симпатичный бар, садятся за стол. Он обещал накормить Оушен обедом, потом они возьмут в аренду машину и отправятся на экскурсию в мангровые рощи, а ближе к вечеру навестят знаменитую Девственницу долины.
Над стойкой бара установлен огромный плазменный экран, не смотреть на него невозможно. Бармен полностью поглощен происходящим на экране. Гэвин тоже начинает присматриваться — показывают сцены хаоса и разрушения, людей, копошащихся среди полуразвалившихся стен. А затем на экране появляется сеньор Уго Рафаэль Чавес Фриас, президент Венесуэлы. Одетый в армейскую форму цвета хаки, он проходит в самый центр лагеря беженцев — крепко сбитый, как настоящий латиноамериканец, невысокий, загорелый, на вид страшно крутой.
Гэвин раскрывает рот, прислушивается к голосу журналиста, стараясь разобрать испанские слова. Ух ты! Оказывается, в Венесуэле прошли наводнения, сильный дождь не перестает уже много недель. С горы сошел сель, снес целую деревню, тридцать человек погибли или пропали без вести. Сеньор Чавес обещал предоставить собственный дом в распоряжение оставшихся без крова людей как залог того, что он построит им новые жилища. Люди толпятся вокруг него, суют младенцев, просят поцеловать их. Взяв на руки темнокожего малыша, Чавес вдруг начинает напевать: «Cumpleaños feliz, cumpleaños feliz!» — «С днем рождения тебя!» Ему подносят микрофон, он воркует в него, качая ребенка. Завораживающее зрелище, глаз не оторвать.
Гэвину неловко беспокоить бармена, и он покашливает, чтобы привлечь его внимание, спрашивает, говорит ли тот по-английски.
— Немного, — отвечает бармен.
— Что там происходит? — Гэвин кивает на экран.
— Дождь, плохо, — объясняет бармен. — Чавес обещал помочь, а вместо помощи поет песни. Я так боюсь за мою семью в Венесуэле.
— Да, ужасное положение. — Желудок Гэвина сжимается, ему жаль бармена, но обсуждать наводнение не хочется.
— Моя семья оказалась в западне, их деревня на склоне горы, по обе стороны — две реки, того и гляди разольются. Им оттуда не выбраться. У них нет ни воды, ни электричества, а теперь и телефон не работает. Мне так страшно за них.
— Мне очень жаль. — Гэвин с трудом выдавливает слова сочувствия.
Бармену
