В мгновение ока они доставили и опустили на газон свою ношу– Лауру, которую трудно было узнать: черную, с обожженными руками, почти безсознания, но крепко прижимающую к себе живой комочек, который отчаянным ревомвозвещал, что жив.
* * *
– Если бы не Лаура… – Анджела запнулась, сдерживая чувства.– Мы выяснили насчет бедной няни, – продолжала она. – Оказывается, у нее былаэпилепсия'. Врач предупреждал, что ей больше нельзя работать няней, но она непослушалась. Предполагают, что во время припадка она столкнула спиртовку сокна. Я всегда говорила, что с ней что-то не так, что она боится, как бы мычто-то не узнали.
– Бедняга, она за это поплатилась, – сказал Франклин.
Безжалостная в своей материнской любви, Анджела отмелапопытку пожалеть Гвинет Джонс.
– И если бы не Лаура, ребенок сгорел бы в огне.
– Как она сейчас, здорова? – спросил Болдок.
– Да. Шок, конечно, и руки обожжены, но не сильно. Врачговорит, она полностью поправится.
– Хорошо, что так, – сказал Болдок.
Анджела возмущенно сказала:
– А вы расписывали Артуру, что Лаура так ревнует, что готоваубить несчастную крошку! Вот уж действительно – холостяк!
– Ну, ну, будет. Я нечасто ошибаюсь и смею сказать, иногданеплохо и ошибиться.
– Вы только сходите посмотрите на них.
В детской малышка лежала на коврике на полу у камина, болтаяножками и издавая непонятные звуки.
Рядом сидела Лаура. Руки у нее были забинтованы, ресницыобгорели, что придавало лицу забавное выражение. Она гремела яркой погремушкой,стараясь привлечь внимание сестренки. Повернувшись, она посмотрела на Болдока.
– Привет, юная Лаура, – сказал Болдок. – Как поживаешь? Яслышал, ты у нас героиня. Доблестная спасительница.
Лаура коротко взглянула на него и снова обратилась кпогремушкам.
– Как твои руки?
– Очень болели, но их смазали какой-то мазью, и теперьлучше.
– Чудная ты, – сказал Болдок, тяжело усаживаясь в кресло. –В один день рассчитываешь, что кошка задушит сестренку, – да-да, меня необманешь, – а на следующий день лезешь на крышу и спасаешь ребенка с риском длясобственной жизни.
– И все-таки я ее спасла, – сказала Лаура. – Она ни чуточкине пострадала – Наклонившись к ребенку, она со страстью сказала:
– Я никогда не позволю, чтобы с ней что-нибудь случилось,никогда. Я буду заботиться о ней всю жизнь.
Болдок поднял брови.
– Значит, это любовь. Ты любишь ее, так ведь?
– О да! – с тем же пылом ответила она. – Я люблю ее большевсего на свете!
Болдок был поражен. Он подумал – как будто лопнул кокон.Лицо девочки словно светилось. Это чувство делало его прекрасным, вопрекиотсутствию бровей и ресниц.
– Понятно, – сказал Болдок. – Понятно… Что же мы теперьбудем делать, интересно?
Лаура посмотрела на него озадаченно, даже с некоторымопасением.
– Разве это не правильно? Чтобы я ее любила?
Болдок смотрел на нее, и лицо его было задумчиво.
– Для тебя – да, юная Лаура. Для тебя правильно…
Он потер подбородок и впал в прострацию.
Будучи историком, он в основном занимался прошлым, но бывалимоменты, когда его безумно раздражало то, что он не может предвидеть будущее.Сейчас был как раз такой момент.
Он смотрел на Лауру и воркующую Ширли и сердито хмурился.«Где они будут, – думал он, – через десять лет, двадцать, двадцать пять? И гдебуду я?»
На последний вопрос ответ нашелся сразу: «В земле.
Под дерном».
Он знал это, но верил лишь отчасти, как и все энергичные,полные радости жизни люди.
Будущее темно и загадочно! Что будет через двадцать с лишнимлет? Может быть, еще одна война? (Скорее всего!) Новые болезни? Может, людинацепят на себя металлические крылья и будут летать по улицам, как ангелы, –этакое кощунство! Полетят на Марс? Питаться будут не бифштексами с сочнымзеленым горошком, а таблетками из пузырьков?
– О чем вы думаете? – спросила Лаура.
– О будущем.
– Что будет завтра?
– Гораздо дальше. Полагаю, ты умеешь читать, Лаура?
– Конечно, – , оскорбилась Лаура. – Я прочла почти ВсегоДоктора Дулитла, и книжки про Винни-Пуха, и…
– Объясни мне одну отвратительную деталь. Как ты читаешькнигу? Начинаешь с начала и потом подряд до конца?
– Да. А вы разве не так?
– Нет, – сказал Болдок. – Я просматриваю начало, чтобыпонять, про что речь, потом смотрю в конец, ч??обы узнать, к чему этот типприходит и что пытается доказать. А потом, только потом возвращаюсь к началу исмотрю, как же он туда попадет и что его заставит на этом остановиться. Такгораздо интереснее.
Лаура заинтересовалась, но не одобрила.
– Не думаю, что автор хотел бы, чтобы его книги читали такимобразом.
– Конечно нет.
– Я думаю, надо читать так, как хотел бы автор.
– А, но ты не учитываешь интересы другой стороны, каксказали бы адвокаты. Существует также читатель, и у читателя есть свои права.Автор пишет книгу так, как пожелает. Распоряжается полностью. Расставляетзапятые, издевается над здравым смыслом – все, что хочет. Но читатель читаеткнигу так, как хочет сам, и автор ничего не может с ним поделать.
– У вас это выглядит как сражение, – сказала Лаура.
– Я люблю сражения, – сказал Болдок. – Правда состоит в том,что всех нас обуял рабский страх перед Временем. Хронологическаяпоследовательность не имеет значения! Если у тебя есть Вечность, ты можешьперескакивать во Времени как угодно. Но никто не считается с Вечностью.
Лаура отвлеклась. Она не считалась с Вечностью. Онасчиталась с Ширли.
И, наблюдая за ее преданным, любящим взглядом, Болдок сноваощутил в себе неясное тревожное предчувствие.
Часть вторая
Ширли – 1946
Глава 1
Ширли быстрым шагом шла по дорожке, держа под мышкойракетку и туфли. Она слегка запыхалась, но губы ее чему-то улыбались.
