статный старший лейтенант Сабодах. Огонь ему нипочем, пламя покорно ложится под ноги, легкие искры взлетают из-под сапог. Но до обрыва остались считаные метры, а он все еще не видит неминучей беды.
«Стойте… – шепчу я. – Стойте! Сейчас же вернитесь назад…»
И теперь я отчетливо слышу голос Сабодаха.
Открываю глаза. Да, он стоит у входа в блиндаж, стройный, подтянутый, в ладной десантной куртке, и разговаривает с моим адъютантом, чему-то негромко смеясь. Теперь я понимаю: это уже не сон, это правда.
– Значит, вернулись? Здорово! Ну-ка, докладывайте, старший лейтенант.
Сабодах, как всегда, сдержан, спокоен, только карие глаза поблескивают веселыми огоньками. Он коротко, четко докладывает о ходе операции, а потом я приглашаю его присесть к столу, и мы ведем беседу, как старые друзья.
– Во-первых, рассказывайте, как вы прорвались через передний край противника. Фашистов сейчас за Сеймом, я знаю, такое множество, что и плюнуть негде… Как же вам удалось проскользнуть?
Лишь теперь я замечаю, что Сабодах ранен. Из-под рукава его десантной куртки виден свежий бинт. Сабодах перехватывает мой взгляд, убирает со стола руку, объясняет чуточку смущенно:
– Свежая отметина. Уже в самом конце операции получил, когда фронт переходили. Правда, в бою в коридоре школы тоже был ранен, да Машенька, спасибо ей, тут же повязку наложила. Случилось, что в самую горячку меня какой-то фашистский босяк ножом в спину ткнул. Может, вторым ударом и свалил бы, но Машенька из автомата его срезала… – Сабодах пытается приподнять руку и кривится от боли. – Счастье, что в лопатку попал. Иначе бы, пожалуй, насквозь продырявил. Ну, это пустяки… А прорвались мы через линию фронта с боем. Взвод фашистов полностью уничтожили и четырех пленных привели. Этот удар с тыла был для них настолько неожиданным, что нам почти не оказали сопротивления. За время операции у нас четверо убитых и трое раненых. Себя я к этому числу не отношу – у меня ерунда, царапины. Зато фашисты в одной только школе потеряли полсотни убитыми, да в автоколонне десятка три, да еще при нашем отходе не менее десятка. К этому нужно прибавить взвод, потерянный ими на передовой. Тут арифметика в нашу пользу!
В блиндаж вбежал начальник штаба Борисов; таким взволнованным и радостным я видел его впервые.
– Где этот славный мо́лодец, товарищ Сабодах, которого пуля боится и штык не берет?! – закричал он и крепко обнял старшего лейтенанта за плечи. – Да, товарищ Сабодах, друг мой сердечный, это, скажу вам, была настоящая операция! Только что наши радисты перехватили донесение противника из села Гутрова своему штабу. Они сообщают, что в Гутрове почти полностью уничтожен весь гарнизон. Противник потерял до двухсот человек офицеров и солдат, и только в школе – сорок офицеров, которые направлялись на передовую…
Сабодах улыбнулся:
– Ну, им виднее. Теперь у них есть время подсчеты вести. А мне сгоряча казалось, будто мы уложили их до сотни. Тут я и тех учитывал, что на передовой.
Борисов потирал руки и смеялся:
– А какого офицера вы привели! Штабника… Сейчас он проклинает день, когда родился. Но в кармане у него, между прочим, письмо оказалось. Пишет он какой-то своей Гретхен, что обязательно дойдет до Урала и что пленных не будет брать.
Сабодах стиснул зубы, карие глаза его потемнели:
– Знал бы я, что это такая шкура…
Борисов легонько прикоснулся к его плечу:
– Вот и хорошо, что не знал. Сейчас этот вояка подробные показания дает, всё начистоту выкладывает, и опять-таки «на Урал» просится! Клянется, что будет хорошо работать где-нибудь на нашем заводе, словно затем и притопал сюда, чтобы поскорее попасть к станку.
Я спросил у Сабодаха, кто из бойцов отряда особенно отличился в рейде. Он с минуту напряженно думал, а потом сказал решительно:
– Все…
– Но среди отважных, – заметил Борисов, – есть самые отважные.
– Если кого и следует назвать, – твердо заключил Сабодах, – так первой Машеньку из Мышеловки.
– Вы словно бы сговорились с Денисенко, – усмехнулся Борисов. – Он тоже о Машеньке твердит…
– Денисенко? – удивился Сабодах, и глаза его повеселели. – Значит, он прибыл?.. В таком случае вношу поправку: наши потери не четверо убитых, а трое. Денисенко после похода я еще не видел. Как он добрался? Не ранен? Очень хорошо! Три тонны бензина доставил? Ну здорово! А если и он о Машеньке говорит, верное слово – прав Денисенко. И что за девушка! Где вы ее, товарищ полковник, разыскали? Ни тени страха… Под градом пуль она вынесла с поля боя раненого сержанта Бугрова. Потом оказала помощь еще двум раненым, а когда к ней кинулся фашист-офицер, уложила его из пистолета… Извините, товарищи комбриг и начальник штаба, сколько живу я на свете, право, не видывал таких отважных девчат! Она все время была в бою и в самом центре схватки. Как она швыряет гранаты! И особенно запомнилась мне минута, когда мы в класс из коридора ворвались. Какой-то верзила выбил у Машеньки из рук автомат. Что же вы думаете: растерялась? Нисколько! Бросилась на пол, немецкий автомат подхватила и давай оставшихся фашистов добивать.
– Я только что беседовал с Машенькой из Мышеловки, – сказал Борисов. – Сейчас она бойцам десантные куртки чинит. Веселая, но о себе ничего не рассказывает. «Я, говорит, сражалась, как и все…»
Сабодах наклонил голову, чуть приметно улыбнулся.
– И не расскажет. Что себя на первый план выставлять? Но я отрядом командовал и все видел. Кроме Машеньки, особенно отличились в бою сержант Фёдор Бугров и рядовой Иван Буланов. Как только мы с фашистами в школе покончили – сразу к автоколонне… Тут уже обстановка сложнее оказалась. Машины стояли вплотную одна к другой, и, когда две первые загорелись, выкатить какую-нибудь машину из колонны стало невозможно. Фашисты, те, что на машинах спали, успели, конечно, проснуться. Начался бой… Где наши, где враг – в суматохе не разберешь. Я подал команду: «Жги машины!..»
Наши ребята и давай по бочкам из автоматов строчить. Бугров к середине колонны прорвался. Тут его группа фашистов окружила. Заметил это Буланов и на выручку сержанту бросился. Всю группу они уничтожили, только Бугров был ранен. Буланов его в сторонку отнес, кликнул Машеньку и тут же в бой вернулся.
Сабодах привстал с табурета, широко развел руки:
– Какая там жарища была! Представляете, сотня машин, и почти все с бензином. Пламя – до самых небес, бочки, как бомбы, рвутся, огненные брызги летят – вся площадь в сплошном огне…
Я отпустил Сабодаха и сказал Борисову:
– Товарищ майор, оформите материал на представление к правительственным наградам солдат и сержантов отряда старшего лейтенанта Сабодаха…
– Есть оформить материал! – с готовностью отозвался Борисов и достал из кармана кителя уже приготовленный список бойцов отряда. – Обратите внимание… Под Киевом санитарка Мария Боровиченко была награждена медалью «За боевые заслуги»,
