Однако он был недостаточно осторожен и слишком рано попытался выйти из щели. Автоматчик противника серьезно ранил его в грудь.
Корниенко был рослый, здоровый парень, и Машенька едва тащила его на руках. Вероятно, потому, что ноша была слишком тяжелой и Машенька боялась ее уронить, она не заметила приближавшегося танка. А потом, когда заметила, поняла, что с тяжело раненным лейтенантом ей не успеть добежать до щели.
Она опустила Корниенко, упала рядом с ним, чтобы прикрыть его своим телом, и метнула гранату. В ту же секунду у ее ног разорвался снаряд.
Танк с перебитой гусеницей завертелся на месте, пыля и глубоко вспахивая землю. Через несколько минут его добили наши бронебойщики. Корниенко остался жив, а Машенька, пожалуй, даже не ощутила боли. Осколок снаряда ударил ей в грудь и пробил сердце. Это случилось на рассвете, в долине, где шумят сочные травы, а неподалеку, на окраине селения, зеленеют яблоневые сады.
На следующий день Машеньку хоронили. Воины-гвардейцы не умели плакать и стыдились случайной, непрошеной слезы как проявления слабодушия. Но тишина, повисшая над строем, была как немое рыдание, как клятва.
У ее могилы комиссар полка сказал несколько слов. Мне запомнился только обрывок фразы: «…Будем верными в дружбе, как ты, наша светлая Машенька из Мышеловки».
Время клонилось к вечеру, накрапывал дождь, и на западе в тяжелой туче густыми багровыми бликами кровоточил закат.
* * *
Вот и все, что я мог вспомнить об этой удивительной девушке в тот вечер у пионерского костра.
Утром я простился с ребятами, с их вожатыми и учителями. Автомеханик дядя Фёдор действительно оказался «профессором» по автоделу. Он вместе с Анатолием отремонтировал машину «с гарантией» и, пожимая мне руку, посмеиваясь в рыжие усы, сказал:
– Слушал я вас вчера и, право, будто заново все пережил. Вот и сейчас будто вижу их живыми – капитана Сабодаха, Машеньку из Мышеловки, шофера Денисенко, Федю Бугрова…
– Постойте, разве вы тоже их знали?
Он наклонил голову, и я заметил, как густо блестит из-под его кепки седина.
– Я участвовал в том ночном рейде в Гутрово.
– Значит, вы были в нашей дивизии?
– Да, от самого Киева и до Днестра.
Так вот почему с первого взгляда мне показалось таким знакомым это обветренное, загорелое лицо!
Мы обнялись, а дети вокруг нас захлопали в ладоши и зашумели.
Окруженные ребятами, мы прошли тропинкой на поляну, где еще виднелись заросшие травой наши окопы. С расстояния времени в двадцать пять лет я словно бы снова слышал знакомые голоса и нарастающий гул атаки. А когда из березового подлеска на поляну вышла, разгребая руками высокую траву, смуглая девочка, стройная и черноглазая, я был готов поверить в чудо – ну, точно Машенька из Мышеловки!
Нет, это была Маша Воронок…
А чудо все же существовало: я видел по лицам, по взглядам ребят, что им передано самое главное – мужество отцов и ясная верность дружбы.
