– Как же он выйдет на публику? – удивился я.
Лицо Карслейка просветлело.
– О, тут с ним все в порядке. Он, понимаете ли, определенноловкач, реакция молниеносная. К тому же легко вызывает у публики смех, хотя всеего остроты – сплошная дешевка! – На мгновение лицо Карслейка исказилабрезгливость. Истинный тори, он, думаю, предпочел бы явную скуку шутке дурноготона. – Но... публика принимает. О да! Принимает.
Карслейк, помолчав, продолжал рассуждать:
– Хотя, конечно, за ним нет наших традиций.
– Вы хотите сказать, что он не корнуоллец. Откуда же он? –спросил я.
– Сказать по правде, понятия не имею... Он ниоткуда, еслиугодно. Мы лучше умолчим об этом, а разыграем военную карту – доблестная службаи все такое. Для простых людей – средних англичан – подойдет. Разумеется, длянас это непривычно... – Вид у Карслейка был довольно несчастный. – Боюсь, ледиСент-Лу его не одобрит.
Тереза деликатно осведомилась, имеет ли значение, одобриткандидата леди Сент-Лу или нет. Оказалось, имеет. Карслейк объяснил, что ледиСент-Лу возглавляет Ассоциацию женщин-консерваторов, которая представляет собойопределенную силу в Сент-Лу. Она проводит многие важные акции и оказываетогромное влияние на то, как проголосуют женщины, чего, как известно, никто неможет предсказать.
Тут Карслейк снова прибодрился.
– Это одна из причин моего оптимизма насчет Гэбриэла, –сказал он. Этот малый нравится женщинам.
– Но не леди Сент-Лу?
Леди Сент-Лу, по словам Карслейка, относится к этому сбольшим пониманием. Она откровенно признает, что старомодна, но искренне поддерживаетто, что партия сочтет необходимым.
– В конце концов, – грустно сказал Карслейк, – временаизменились. Раньше в политике были джентльмены.
Теперь их невероятно мало. Хотелось бы, конечно, чтобы этотпарень был джентльменом, но... он не джентльмен, и все тут! Ну а раз нельзязаполучить джентльмена, то, я полагаю, герой – это лучшее из того, чтоостается.
– По-моему, неплохо сказано, – заметил я, когда Карслейкушел.
Тереза улыбнулась и заявила, что ей, пожалуй, жаль майораГэбриэла.
– Как ты думаешь, какой он? – спросила она. – Должно быть,неприятный?
– Да нет, наверное, он довольно славный малый.
– Потому что у него Крест Виктории?
– О Господи! Конечно нет! Можно получить Крест, будучипросто безрассудным... или даже глупым. Знаешь, всегда говорили, что старинаФредди Элтон получил Крест Виктории только потому, что был слишком глуп, чтобыпонять, когда надо отступать с переднего края. Правда, начальство назвало это«стойкостью перед лицом непреодолимого преимущества сил», хотя на самом делеФредди просто понятия не имел, что все остальные уже ушли.
– Это же нелепость, Хью! Скажи, почему ты думаешь, что этотсамый Гэбриэл должен быть славным малым?
– Только потому, что он не нравится Карслейку. Человек,который мог бы понравиться Карслейку, должен быть чванливым ничтожеством.
– Ты хочешь сказать, что тебе не нравится бедняга Карслейк?
– Ну при чем тут «бедняга»? Он вполне подходит для такойработы; чувствует себя как рыба в воде! И то сказать, какая работа!
– А чем она хуже любой другой? Это нелегкий труд.
– Да, верно. Однако если всю жизнь приходится рассчитывать,какое воздействие «это» окажет на «то»... В конце концов сам не будешь знать,чем «это» и «то» являются на самом деле.
– Отрыв от действительности?
– Да. Не к этому ли в конечном счете сводится политика –кому поверят люди, за что будут стоять, что им можно будет внушить? При чем тутфакты?
– О, значит, я правильно делаю, что не воспринимаю политикувсерьез! заявила Тереза.
– Ты все делаешь правильно! – Я послал ей воздушный поцелуй.
* * *
Мне так и не удалось увидеть кандидата от консерваторов добольшого собрания в Спортивном комплексе.
Тереза раздобыла для меня самую современную инвалиднуюкаталку. В солнечный день меня могли вывозить на террасу. Позднее, когдадвижение на каталке стало причинять меньше боли, круг расширился: иногда менявывозили даже в Сент-Лу. Собрание было назначено на вторую половину дня, иТереза устроила все так, чтобы я мог на нем присутствовать. Она уверяла, чтоэто меня развлечет.
Я сказал, что у Терезы странное представление оразвлечениях.
– Вот увидишь, – уверяла меня Тереза, – тебе доставитогромное удовольствие, когда ты убедишься, насколько все они воспринимают себявсерьез. К тому же, – добавила она, – я надену шляпку.
Тереза никогда не носит шляпок, разве что в тех случаях,когда ее приглашают на свадьбу, но тут она специально съездила в Лондон и вернуласьс новой шляпкой, которая, по ее мнению, подобает даме-консерватору.
Мне стало любопытно, каков должен быть сей головной убор.
Тереза объяснила все до малейших подробностей:
– Шляпка должна быть из хорошего материала, элегантной, ноне ультрамодной. Она должна хорошо сидеть на голове и не выглядетьлегкомысленной.
Она тут же продемонстрировала нам свою покупку, котораядействительно соответствовала всем предъявленным требованиям.
Тереза надела шляпку, и мы с Робертом наградили ееаплодисментами.
– Чертовски хорошо, Тереза, – похвалил Роберт. – Шляпкапридает тебе серьезный вид. Ты выглядишь так, будто у тебя есть определеннаяцель в жизни.
Само собой разумеется, что перспектива увидеть Терезу впрезидиуме в шляпке увлекла меня, к тому же день выдался погожий и солнечный.
Спортивный зал заполнился пожилыми людьми респектабельноговида, ну а те, кому еще не стукнуло сорока, резвились в этот час на пляже, что,по-моему, было с их стороны крайне мудро. Пока бойскаут осторожно подкатывалмою каталку к удобному месту у стены возле первых рядов, я размышлял о пользеподобных собраний. Каждый человек в этом зале был уверен в правильности своегополитического выбора. Наши оппоненты проводили свое собрание в школе длядевочек. Там, надо полагать, тоже собрались стойкие сторонники своей партии.Каким же образом тогда происходит воздействие на общественное мнение? Грузовикис громкоговорителями? Митинги на площадях?
Мои размышления были прерваны шарканьем ног.
