class="p1">— Верно. Это он хорошо знает.
— А чего он их не прогонит?
— Кого? Приказчиков-то? Ну, брат, нет, он их не прогонит… У них с хозяином круговая порука…
Как-то вечером, вычистив коровник, мы с Егором сели отдыхать на бревно. Егор стал набивать свою почерневшую трубку.
— Слушай, малыш, — сказал он. — Я заметил, что ты любишь тетку Наташу и слушаешься ее,
— Мне тетя Марьюша велела ее слушаться. Она сказала, что тетя Наташа мне вместо матери будет.
— Вот, правильно. Вместо матери.
Егор замолчал и задумался. Потом опять заговорил:
— Вот что, отрок. Скоро все у нас на время изменится. Мне приходит пора пить; следом за мной запьет и хозяин. Вот тут-то наши «ангелы» и начнут свой настоящий вид показывать. Так ты стой в сторонке. Не соблазняйся. А что будешь видеть, о том молчи. Никому не говори. Хозяин и хозяйка об этом слушать не любят. Да и не наше с тобой это дело…
Этот разговор меня напугал. Вечером я спросил Наташу:
— Почему дядя Егор меня отроком называет? Почему говорит, что скоро у нас все изменится?
— Отроком? Ах ты, господи! Значит, опять запой начинается. Перед тем как запить, он обязательно из святого писания начинает говорить.
— Он сказал мне, что скоро сам хозяин запьет.
— Это так и водится. Как только один начинает пить, так сейчас же за ним и другой, словно сговариваются.
Дня через три, когда приказчики сидели за обедом, со двора послышался рев. Все бросились к окну. Посредине двора, в одной рубашке и нижних портах, стоял Егор и пел какой-то псалом. Он поднял к небу свои огромные кулачищи и гудел, гневно встряхивая всклокоченной головой.
— Ой, батюшки! — всплеснула руками Наташа. — Уже надрызгался!
Ну, теперь гуляй, молодцы! — подмигивая приказчикам, весело проговорил Митрей. — Теперь мы под женской властью.
— Не задерживаться! В магазин! — властно приказал старший приказчик. Все быстро собрались и поспешили в магазин. А Егор все гудел. Хозяин вышел на крыльцо и долго смотрел на него. Губы его презрительно сжались.
— Что ты все один и тот же псалом поешь? Да еще перевираешь…
— A-а, Витим! Ты вот не можешь петь. Ты, как свинья, неба не видишь!
— Тьфу ты, цыганское отродье! — выругался купец и ушел в дом. Егор выкрикнул ему вслед:
— А ты, Витим, не плюй! Все равно, покель я не вытрезвлюсь, ты сиднем сидеть будешь!
В этот день за кассой стояла хозяйка. Павел Семенович руководил торговлей вместо Козырева.
Два дня крепился хозяин, а на третий день не выдержал. Вечером, когда мы вернулись из магазина и сели обедать, зазвенел хозяйский звонок. Наташа, вытирая передником руки, помчалась в дом. Скоро она вернулась.
— Петюшка! Хозяин велел тебе итти к нему. Пообедай и беги.
— Я боюсь, тетя Наташа… Я один не пойду.
— Не бойся, он тебя не тронет. Пойдем вместе, я побуду с тобой.
Как и в первый раз, когда я представлялся Козыреву, навстречу мне и Наташе выскочил с лаем пес. Но теперь мы были с ним уже друзьями. Он весело подпрыгнул и лизнул меня в подбородок.
— Это мы, Витим Софронович, — подала голос Наташа.
— Идите сюда! — сказал Козырев.
Мы вошли. Хозяин лежал на кровати, сапоги его валялись на полу.
Наташа стала подбирать разбросанные по комнате вещи. Козырев молча наблюдал за ней.
— А ну, ты, долго будешь возиться? Принеси сюда Петькину постель: он будет спать здесь, у моих дверей. Стеречь меня будет. А ты, малый, возьми вон на столе письмо и лети к Хамидулову, отдай ему. Понял?
— Понял, Витим Софронович.
Я схватил письмо и выскочил из дома. Хамидулов — торговец винами и гастрономическими товарами — жил на той же улице, через два дома. Когда я подал ему письмо, он спросил:
— Запил хозяин?
— Не знаю, — ответил я, — лежит в кровати.
— Ну, значит, запил. Иди, я все пришлю.
Я вернулся в приказчицкую, но Наташа заставила меня пойти в дом, к хозяину.
— Отдал письмо? — спросил он, когда я вошел в кабинет.
— Отдал. Хамидулов сказал, что все пришлет.
Как бы в подтверждение моих слов, зазвонил на дворе звонок. Молодой татарин передал Наташе корзину и свертки.
— Хозяин велел кланяться Витиму Софроновичу, — сняв шапку и почтительно кланяясь Наташе, проговорил посланец.
— Ладно, ужо передам, иди.
Выпроводив учтивого татарина, Наташа внесла корзину и свертки в кабинет. Освободила письменный стол от бумаг и поставила на него дюжину бутылок с коньяком. Потом принесла тарелки и разложила на них закуску: разную рыбу, черную икру, мелкие огурцы, маринованные рыжики, зеленый сыр… Наташе распоряжаться было, видимо, не впервые, и она знала, что делать: откупорила три бутылки, заткнула их стеклянными пробками и поставила на маленький поднос три пузатых синих рюмки. Хозяин молча наблюдал за Наташей. Когда она привела все в порядок, он приказал:
— Налей!
Наташа налила все три рюмки. Пес, лежа у дверей, умными глазами смотрел то на нее, то на хозяина. Когда Наташа вышла из кабинета, я тоже хотел уйти. Но хозяин заметил мое намерение и позвал:
— Петька! Все, что стоит на столе, можешь есть, но к рюмкам и бутылкам не прикасайся. Понял?
— Понял, Витим Софронович.
— Спать будешь здесь, за дверьми. Никого не впускай ко мне, даже хозяйку.
— А если хозяйка меня не послушает?
— Послушает. Позови Наташу.
Я позвал.
— Наташка! Почему нет черного хлеба?
— Ой, простите, забыла!
Она побежала за хлебом.
— Петька!
— Я здесь, Витим Софронович, — откликнулся я, боясь войти в кабинет.
— Иди сюда!
Хозяин слез с кровати, повернул кресло и сел спиной к столу.
— Иди, позови Егора!
Я пошел за Егором. Каморка Егора помещалась во флигеле. Жили в ней Егор и его жена Савельевна. Полы в комнате были застланы половиками, из небольших окон лился скупой свет. В переднем углу — иконы. Перед ними мерцали три зеленые лампадки.
Савельевна сидела у окна и что-то вязала. Егор, сухой и длинный, лежал в кровати. На нем была холщевая рубаха и такие же порты. Когда я вошел, Егор поднялся и спустил с кровати босые ноги.
— Чего пришел?
— Хозяин тебя зовет, дядя Егор.
— Зовет? А ну, Савельевна, дай стаканчик зеленого змия; пойду с дьяволом беседу вести.
Савельевна покорно отложила работу, открыла шкафчик, налила стаканчик водки, поставила на стол рядом с круто посоленным куском черного хлеба и опять села вязать.
Егор сунул ноги в калоши, подошел к столику. Единым духом выпил он водку, понюхал кусочек хлеба и положил его обратно на поднос.
— Пойдем. Мы теперь с Витимом, аки ангел с дьяволом, борьбу вести будем.
