Книга Сын змеи - Рони Ротэр

Ночь была теплой и звездной. Постояльцы спали. Хозяйская семья отправилась на отдых далеко за полночь, закончив свои дела. Астид сидел на телеге, оглядывая трактирный двор. Старый пес — единственный, кто узнал беглеца — лежал у его ног. Вспоминалось многое. Плохое, очень плохое и ужасное. Хорошее на ум не приходило. Да и не было до появления Гилэстэла ничего хорошего в его жизни. Астид поднял голову. Им отвели комнату на втором этаже. Самую лучшую. Ту, в которой он родился. Ту, где неизвестная эльфка, исходя кровью и криком, выбросила его из своей утробы в этот мир. На Астида нахлынуло жгучее желание спалить это место ко всем чертям, вычеркнуть его из бытия. Но память не выжжешь. Он вздохнул, слез с телеги и пошел в овин. Пес, переваливаясь на артритных лапах, медленно последовал за ним. Заворочались потревоженные овцы, шурша соломой. Астид остановился у памятного угла. Трактирщик всплыл в памяти, словно все случилось только что. По сараюшке будто пахнуло кровью. Снаружи негромко заворчал и заскреб по двери пес. За загородкой дышали овцы. Сколько коротких ночей он провел здесь, уставший от дневных трудов, зарывшись в душистое сено…. Астид лег на щедро устланный соломой пол в том месте, где умер хозяин, свернулся калачиком, закрыл глаза и тихо заплакал.

Утром Гилэстэл застал Астида внизу, в зале. Под его строгим и взыскательным взглядом трактирщица накрывала стол к завтраку. Князь с любопытством понаблюдал, как Астид с пристрастием истинного аристократа гоняет слуг, и едва не рассмеялся.

— Где ты провел ночь? — спросил Гилэстэл, присоединившись к воспитаннику за столом.

— В воспоминаниях, — ответил Астид.

— Было уютно?

— Нисколько, — Астид взглянул на князя. — Но я вполне оценил преимущества произошедших со мной перемен.

Покидая «Златолесского вепря», Астид ни разу не оглянулся. Это место его уже не держало. Но и возвращаться сюда по доброй воле он более был не намерен. Гилэстэл ехал, с одобрением поглядывая на Астида. Он не просто так привез его сюда. Минувшей ночью Астид избавился от угнетающих мыслей о своем прошлом. Воспоминания остались, но перестали быть так мучительны и тягостны. Этой ночью Астид будто родился еще раз, но уже для другой судьбы.

Протискиваясь по полуденным, суетливым столичным улицам к гостинице Вантада, Гилэстэл то и дело возводил очи на возвышающийся на холме дворец. Слуги встретили их на гостиничном дворе, приняли лошадей. Вантад, предупрежденный о приезде князя, приветствовал его с всегдашним почтением и радостью.

— Комнаты готовы, Ваша светлость, — склонился Вантад. Потом, прищурившись, взглянул на Астида, и улыбнулся. — Добро пожаловать, илан Астид. Вас и не узнать.

Прекрасно зная привычки князя, Вантад позаботился обо всем. В том числе и о бане. Когда Астид и Гилэстэл переступил порог гостиничной купальни, им навстречу вышли три девушки. Одна из них была знакома Астиду очень хорошо.

— Здравствуй, Наллаэн, — произнес Астид. — Ты меня помнишь?

Девушка, сведя брови, присмотрелась, вспоминая. Удивленно ахнула, узнав в элегантном полуэльфе, вошедшем вместе скнязем, давнего мальчика-заморыша.

— Астид?!

Он улыбнулся ей — широко и открыто, польщенный узнаванием. Наллаэн подошла к нему и в нерешительности остановилась, не зная, как себя вести. А Астидвзял её ладони, и, коснувшись их губами, повторил.

— Здравствуй, Наллаэн. Я скучал по тебе.

Она смотрела и не могла поверить.

— Ты… ты такой… высокий, — засмеялась с радостным удивлением. — Красивый и… другой.

— Я все тот же, Наллаэн. Для тебя я все тот же.

Гилэстэл удивленно смотрел на эту встречу.

— О-о. По всему видно, мы тут лишние, — он обнял двух других девиц и повлек их за собой в купальню.

А Наллаэн и Астид смотрели друг на друга, вовсе и не заметив ухода Гилэстэла.

— Все тот же? — прошептала Наллаэн и коснулась руки Астида. — Тогда пойдем. Тебе будет хорошо.

Её руки были нежны и осторожны, когда она освобождала его от одежд. Не было в ней той требовательности и резкости, что присутствовала в Элайне. Она была для него, а не он для неё. Он стоял перед ней — нагой, как в тот раз. Но теперь она смотрела на него, на его подтянутое, гибкое тело не с жалостью, а с восхищением.

— Я вспоминал твои руки, — прошептал Астид, погружаясь в теплую воду и закрывая с наслаждением глаза. Он чувствовал её ладони на своем теле, щекочущее прикосновение её волос, когда она склонялась над ним, проводя губкой по его плечам, груди, спине. Чуткие пальчики скользили по его телу, массируя, снимая усталость многодневного пути, разгоняя кровь. И Астид не выдержал этой ласковой пытки. Наллаэн распахнула глаза и не стала сопротивляться, когда он, притянув её к себе, стащил промокшую рубашку и осторожно коснулся горячих губ. Астид целовал девушку, обнимая бережно, нежно, словно боясь причинить боль. Наллаэн отвечала ему, и он знал, чувствовал, что она делает это не оттого, что должна, а по другой причине. Наллаэн была полной противоположностью Элайне — мягкая, хрупкая, тающая в его руках, такая чуткая и внимательная к нему. Вода волнами переливалась через бортик на каменный пол, растекаясь по цветной мозаике. То, что было с Элайной, серой пылью осело в дальних углах души Астида. А Наллаэн стала алмазной россыпью, усеявшей его мир, его драгоценностью.

Утром Гилэстэл столкнулся в коридоре с Наллаэн, выходящей из комнаты Астида.

— Доброе утро, Ваша светлость, — закраснелась та, присев в поклоне.

Гилэстэл кивнул, покосившись на дверь.

— Он еще спит, — ответила девушка на его немой вопрос.

— Так разбуди. Скажи — я жду его внизу.

Наллаэн шмыгнула в комнату, а Гилэстэл, усмехнувшись, спустился в обеденный зал. Через четверть часа Астид сбежал по лестнице и присоединился к князю. Глаза его сияли, а губыто и дело растягивались в улыбке. Улыбка у Астида получалась немного странная — косоватая, и, если бы Гилэстэл не знал его, подумал бы, что тот пренебрежительно кривится.

— Я вижу, столичный воздух тебе на пользу, — заметил Гилэстэл со смешком. — Ешь, у нас имеются планы на сегодняшний день.

Астид, шаря по залу взглядом, загреб ложкой из миски телячий паштет и плюхнул его на широкий ломоть теплого еще хлеба. Насыпал сверху поджаренного до золотистого цвета лука, припорошил мелко нарезанным укропом, и, распахнув челюсти, аки волк, отъел немалый кусок. Отхлебнул медвяницы, разбавляя сухоту, и, не успев проглотить, откусил снова. Гилэстэл, малой ложечкой выскабливая из скорлупы вареные всмятку яйца, попенял ему:

— Я понимаю, после ночных утех аппетит просыпается изрядный. Но все держи себя в руках.