поцеловала его и прошептала молодому человеку на ухо:
– А раз знаешь, то приходи завтра!
Антон усмехнулся:
– Точнее, уже сегодня, хотела ты сказать? Это не окно твоей квартиры там единственное светится? Потому что там только что кто-то во двор выглядывал. Лучше мне сейчас не подниматься с тобой. Ты ведь мне позвонишь?
Девушка кивнула, и очаровательный шаромыжник, поцеловав ее, исчез в ночи.
И только открывая кодовый замок подъезда, Зоя сообразила – она ведь даже не узнала номер его телефона!
Она обернулась, но было уже поздно – ее спутника нигде не было.
Она потеряла его, как улетевший воздушный шарик – пылающее сердце. Как упавшее мороженое.
Как лишилась мамы…
Двери лифта с неприятным скрежетом распахнулись, а Зоя все размышляла о том, что придется звонить в квартиру, потому что ключ она с собой не взяла, уверенная, что вернется не позднее одиннадцати.
Однако отец, всклокоченный, в малиновом халате, поджидал ее прямо на лестничной клетке.
Ничего не говоря, он схватил ее за руку и втащил в раскрытую дверь квартиры, которую захлопнул резко, с гулким стуком.
– Папа, извини, что задержалась, но вечеринка так долго шла, что я потеряла счет времени. Павлик проводил меня до дома, так что не волнуйся, – начала Зоя и осеклась, потому что в коридор квартиры из кухни вышел бледный, трясущийся Павлик.
Завидев Зою, он плаксиво заявил:
– Господи, если бы ты знала, рыбка моя, как мы все извелись! Тебе даже позвонить было нельзя, потому что ты свой мобильный не взяла! С тобой все в порядке?
Зоя молчала, наблюдая за отцом, который сверлил ее взором. Наконец, Игорь Борисович произнес зловещим тоном:
– И кто этот хлыщ, что обслюнявил тебя прямо около нашего подъезда? Я все прекрасно из окна кухни видел!
Зоя поняла, что Павлик, прискакавший к ней домой, уже наверняка успел поведать отцу кошмарные истории о своем непутевом троюродном братце и подготовил почву для ее приема.
– Думаю, Павел тебя уже по этому поводу просветил и мое мнение тебе не требуется? – спросила Зоя. – От себя добавлю, что это твой бывший студент и он сдавал тебе экзамен.
Ну да, и получил за это твердый «трояк».
– Да мне за эти годы тысячи людей экзамен сдавали, дочка! – прогрохотал отец. – И этого хлыща я не помню, значит, один из общей массы. Наверняка тогда завалил!
Зоя саркастически ответила:
– Нет, получил свой заслуженный «трояк». А это, согласись, папа, не такое уж и маленькое достижение.
Павлик, включаясь в разговор на правах жениха и будущего члена семейства, с явно деланым, театральным вздохом заявил:
– Я уже Игорю Борисовичу поведал, кто на тебя глаз положил. Увы и ах, мой троюродный брат, но от родственников ведь не отрекаются, какими бы непутевыми они ни были. А Антон, к большому сожалению, именно из таких. Рыбка моя, ты наверняка устала. И как твоя ножка?
Павлик подошел к ней с явным намерением поцеловать, но Зоя, отстранившись, заявила:
– Вот только давай не будем делать вид, что все хорошо. И вообще, на лестнице я упала из-за тебя. Ты наплел мне небылицы про Антона, Лику и их роман, а ведь все далеко не так, ты сам в курсе!
Да, судя по нервной судороге и бегающим глазкам, Павлик был очень даже в курсе.
Однако отца уже сумел взять в оборот, поведав ему невесть что.
– Ну, рыбка моя, ты устала, тебе надо отдохнуть. Уже так поздно! Мы же с ума сходили. Ты непонятно где и с кем…
Зоя холодно ответила:
– Ты что, не знаешь номера мобильного своего троюродного брата? Если ты так беспокоился, взял бы и позвонил ему, раз до меня дозвониться не в состоянии! Телефон у Антона был с собой, и никто ему не трезвонил!
Глаза Павлика снова забегали, и Зоя поняла: ну да, номер ему, естественно, известен, однако в планы ее незадачливого жениха вовсе не входило куда-то звонить и кого-то предупреждать. Наоборот, надо было накалить ситуацию, и чем позднее Зоя заявилась бы домой, тем лучше.
– Понимаю, мой юный аспирант-интриган! – заявила в сердцах Зоя. И как такое могло быть: знала Павлика уже столько лет, а оказалось, что он сволочь!
Может, потому что он действительно любит ее?
Даже если так – она его не любила. И никогда уже не полюбит. Потому что полюбила она другого: его троюродного брата, очаровательного шаромыжника Антона.
И ей стало вдруг жалко Павлика.
– Извини, я не хотела… – сказала девушка примирительно. И, обращаясь к отцу, добавила:
– И ты меня тоже извини, папа. Да, я повела себя глупо и эгоистично, но я совершенно потеряла счет времени. Потому что влюбленные часов не наблюдают.
Отец оторопело уставился на нее, а Павлик плачущим голосом провозгласил:
– А что, если бы с тобой что-то нехорошее случилось, рыбка моя? Мой троюродный брат – крайне опасный человек!
Мотнув головой, Зоя заявила:
– Думаю, что это его троюродный брат – крайне опасный человек! Который врет, сочиняет небылицы и намеренно настраивает людей против Антона.
– Кто такой Антон? – произнес отец, который, по всей видимости, так и не знал имени того, с кем Зоя провела все эти последние часы.
Самые упоительные часы ее жизни.
– Игорь Борисович, так и зовут этого Кравцова, моего троюродного брата, о котором я вам рассказывал. Ну, который в самом деле ваш бывший студент. Завалил сессию, был отчислен. Жуткий типок, даром что мой родственник, правда, дальний!
Ну да, Павлик, пудря ее отцу мозги, даже имени своего «жуткого дальнего родственника» не упомянул, титулуя Антона только по фамилии.
Зоя поняла, что наступил час поведать правду. Всю правду. Да, она боялась, трусила, страшилась, но оттягивать не имело смысла.
– Папа, Антон – это человек, которого я люблю. И который, в этом я не сомневаюсь, тоже любит меня. И за него я намерена в скором будущем выйти замуж!
Воцарилось внезапное гробовое молчание, нарушаемое только тиканьем часов на стене.
Павлик засопел, явно намереваясь заплакать. Ну да, его было жаль, но любовь, выходило, жестокая штука. Там, где одни купались в счастье, другие тонули в боли.
Тонули… как мама тогда на дачном пляжике: нырнула и не вынырнула…
Во всяком случае, живой.
Пока Павлик, то ли работая на зрителя, то ли в самом деле выказывая подлинные чувства, сопел и фыркал с подозрительно красными глазами, отец воскликнул:
– Дочка, ты что, выходишь замуж за какого-то проходимца? Не за Павла?
Зоя, понимая, что жребий брошен и отступать уже
