прижался своими губами к моим, чтобы поцеловать еще раз. Поцелуй был коротким и сладким, и таким, таким правильным. Он оттолкнулся от меня, встал и помог мне подняться. Взяв меня за руку, он проводил меня до дома, как и тогда.
На следующий день я улыбалась, когда пришло время обеда. Я повернулась к Броуди, который смотрел на меня так, словно я только что отрастила корону и объявила эту школу своей территорией.
— Что?
Он покачал головой, его губы украсила легкая ухмылка.
— Что заставило тебя так улыбаться?
— Ничего. — Но улыбка не сходила с моего лица, пока мы стояли в очереди за едой, и я незаметно прочесывала кафетерий в поисках Ренье.
Как обычно, разговоры стихли, когда они с Николайо вошли в зал. Его глаза поймали мои, задержались на Броуди и вернулись к Николайо. Я ждала, когда он подойдет ко мне. Помашет рукой. Признает меня. Что угодно после того поцелуя.
Вместо этого он занял место между Николайо и Лейси и проигнорировал меня.
Как и на следующий день.
И на следующий.
И на следующий.
Ренье был прав в ту ночь, когда он украл мой первый поцелуй — я не понимала.
Но я поняла, что между нами все кончено, не успев начаться.
5
Чувство вины — это гнев, направленный на себя,
на то, что мы сделали или не сделали.
Обида — это гнев, направленный на других — на то,
что они сделали или не сделали.
Питер МакВильямс
РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ
Настоящее
— Что, черт возьми, с тобой? — Галло ворвалась в мой кабинет без приглашения и без предупреждения. Обтягивающий кружевной лифчик и трусики, приклеенные к ее коже, мгновенно заставили меня напрячься.
Я задвинул стул под стол, а вместе с ним и себя, приспосабливая свою деревяшку под… ну, деревяшку.
— Знаешь, для человека, который так настойчиво игнорирует меня, ты делаешь это очень плохо.
— Я бы с удовольствием блядь, игнорировала тебя, Реньери. Я бы очень, очень хотела. Но когда ты вытворяешь такое дерьмо, — она дико размахивает в воздухе листом бумаги, — это чертовски трудно.
Это было одно, два, три ругательных слова с тех пор, как она вошла. Это было мило. Я ухмыльнулся, выхватил лист бумаги из ее рук и бегло просмотрел его. Она распечатала письмо, которое я отправил ей вчера вечером. Конечно, распечатала. У нее был телефон-раскладушка времен Backstreet-Boys. Скорее всего, в нем даже не было интернета, не говоря уже об электронной почте.
Я передал бумагу обратно и перевел взгляд на экран рабочего стола, чтобы не смотреть на соблазнительное нижнее белье.
— В чем проблема?
Она вырвала бумагу из моих пальцев.
— Проблема в тебе. Кем ты себя возомнил, говоря мне, что я больше не официантка?
— Я твой босс. И тебя повысили до менеджера зала. — Я перевел взгляд на нее, и, черт возьми, она была прекрасна. — Я же не уволил тебя.
— Я не заслужила это повышение. — Она скрестила руки, и ее грудь подпрыгнула от этого движения.
Мой взгляд задержался на секунду, прежде чем я поднял глаза на нее.
— Я думаю, ты его заслужила.
— Никто больше так не думает. Люди уже говорят.
— К черту людей. Мы с тобой оба знаем, что никто из них не имеет значения. — В моих глазах сверкнуло озорство, и я не смог бы его сдержать, даже если бы захотел. А я не хотел. — Что они говорят?
— Уггх! — Это было восхитительно, как она была взволнована. Правда.
Я улыбался так, как никогда не улыбался с тех пор, как… Ну, с тех пор, как мы стали друзьями.
— Они говорят, что мы трахаемся, да?
— Это не смешно, Раньери Лука Андретти. — Она вспомнила мое второе имя.
Я покраснел.
— Это немного смешно. — В ее глазах вспыхнуло раздражение, но оно было таким милым, что я с трудом заставил себя подавить его. — Хочешь, чтобы я все прояснил?
— Как?
Я указал на дверь.
— Я могу выйти прямо сейчас и объявить, что мы не трахаемся, но мне бы хотелось, чтобы это было так.
Она нахмурилась.
— Ты можешь поставить точку, вернув мне мою старую работу.
— Этого не случится, Галло.
— Для тебя я Карина. Перестань вести себя так, будто мы все еще друзья, Реньери.
— Было бы так плохо, если бы мы ими были?
— Да. — Она сделала шаг назад, отдаляясь от меня настолько, насколько позволяла комната. — Потому что в одну секунду мы были бы абсолютно счастливы, а в следующую секунду у меня выдернут ковер из-под ног, и я останусь чинить разбитое сердце.
— Правда, Галло?
— Карина, — поправила она.
— Отвечай на вопрос.
Она скрестила руки, защитная поза подавила мое веселье.
— Что ты сделал?
— Я разбил твое сердце?
Она смотрела мне прямо в глаза, ее гордость была столь же непоколебима, как и ее решимость ненавидеть меня вечно.
— Ты его разбил.
Моя челюсть сжалась.
— Мне жаль. Я серьезно.
— Может, и так. Но это ничего не меняет.
— Ты когда-нибудь дашь мне еще один шанс?
— Просто верни мне мою старую работу.
— Нет. — Я осмотрел ее ансамбль. — Будь моим менеджером.
Хотел ли я, чтобы она не надевала эти обтягивающие задницу наряды? На публике — да.
Хотел ли я, чтобы она была здесь, рядом со мной? Конечно.
И она получала бы более высокую зарплату и лучшие условия работы. Я мог бы разобраться со слухами, проследить, чтобы все заткнули свои идиотские рты. Почему это вообще стало предметом спора?
Она вздернула подбородок.
— Нет. На улице с подносом гораздо больше достоинства, чем здесь с тобой. — Она повернулась и вышла.
Ладно, она злилась. Она имела на это полное право. Но я бы ее переубедил. Я знал, чего хочу. Всегда знал.
И наконец-то у меня появилась возможность преследовать ее.
КАРИНА ГАЛЛО
— Подожди, что? — Броуди покачал головой, неверие сквозило в каждом его вздохе. — Я думал, мы покончили с этим парнем, когда закончили школу.
Я застонала.
— И ты, и я, Броуди.
Я только что ввела его в курс дела относительно покупки клуба Ренье и моего незаслуженного повышения. Я не хотела, чтобы он волновался — он всегда волновался, — но плюсы наличия лучшего друга заключаются в том, что есть кто-то, кто помогает тебе справиться с жизненным дерьмом.
Я не упомянула о том, что мое сердце до сих пор помнит Ренье, словно он отпечатался на моем теле. Как я ловила себя на том, что пытаюсь мельком взглянуть на него, когда заканчивала свою
