мы были от центра, тем меньше Бринвилль был похож на тот город с почтовых открыток, который я успела полюбить.
Наконец, двуколка остановилась у арки, за которой виднелась, узкая, точно тропинка, улочка. Малинка там точно не могла пройти, потому мы вышли из коляски и нырнули в арку, за которой начинался похожий на лабиринт квартал. А спустя какое-то время очутились у шумного трактира «Кривой башмак». Вероятно, его назвали так из-за странной формы черной трубы, торчавшей из крыши. Небольшая открытая терраса была заполнена гомонящей публикой, а двери широко распахнуты. Оттуда слышались одна из тех задорных мелодий, от которых ноги сами собой начинают отстукивать ритм.
Наше появление никого не удивило: вышибала разбойничьего вида расплылся в пугающей улыбке, а дородная хозяйка заведения лично провела к столику. Было очевидно, что Джефри здесь хорошо знают и привечают, хотя он и смотрелся в этом месте несколько чужеродно в своем наряде с иголочки.
Посетители пусть и выглядели прилично, но было ясно: обществу здесь далеко до светского. Я чувствовала легкую тревогу и все ближе жалась к Джефри, стараясь спрятаться за его широкой спиной от заинтересованных взглядов не слишком трезвых молодых повес.
Пока я пыталась вспомнить, как называется мелодия, которую так виртуозно исполнял местный скрипач, нам принесли «сладкий пиммс» с кусочками фруктов. Алкоголь слегка щипал язык, но, в целом, коктейль казался совсем легким и не крепким. Позже настало время закусок, и здесь меня ждало настоящее испытание. Джефри настаивал, что я обязательно должна попробовать подлинную бринвилльскую кухню. Согласно кивать получалось до тех пор, пока нам не принесли целое блюдо жареных сверчков, овечьи почки в густом слое жира и овощное рагу, залитое кислым молоком. Эти южане истинные безумцы! На мой вкус, все это было решительно несъедобно. Джефри же с аппетитом уплетал «деликатесы», подшучивал над моей консервативностью и убеждал «дать сверчкам шанс».
Но я так и не решилась. Вершиной моих экспериментаторских подвигов стали маринованные сливы с чесноком. Хорошо, что в трактире все же нашлось что-то знакомое, вроде, шариков козьего сыра с базиликом. Ими я и поужинала, игнорируя попытки Инграма накормить меня еще чем-нибудь жирным, пряным или ползающим.
Тем временем, в трактир продолжали прибывать люди. Вскоре усталого скрипача сменил небольшой оркестр. К моему удивлению, буквально за несколько минут посетители освободили пространство в центре зала и выстроились рядами, точно для котильона. Грянула музыка, и сразу стало ясно, что здесь привыкли вовсе не к степенным танцам. Без всякой очереди пары закружились по залу под оживленную мелодию, которая становилась все быстрее и быстрее. Хлопок, поворот, прыжок, женские каблучки стучат по деревянному полу — все это складывалось в безумный людской калейдоскоп. Пестрые платья горожанок мелькали перед глазами, а от топота множества ног тряслась салфетница на нашем столике.
Люди прыгали, смеялись и танцевали так свободно, что мне тоже захотелось присоединиться. И Джефри, точно прочел мои мысли.
— Отбросьте застенчивость, мисс Лавлейс, вы же исследователь. Только сейчас исследуете народную культуру вашей страны.
Он вытянул меня на танцплощадку, и я оказалась в самой гуще раззадоренной толпы. Движения были простыми, а лорд Инграм — умелым партнером. Я кружилась, смеялась, подпрыгивала вместе со всеми, опьяненная общим весельем. О, это было такое наслаждение просто отдаться танцу и ни о чем не думать!
О собственной бездумности я пожалела гораздо позже, когда мы вышли из трактира в прохладную южную ночь.
На небе сияли звезды, и не было сомнений, что шумный Бринвилль давно проводил этот день.
Джефри был расстроен не меньше меня, и всячески корил себя за безрассудство.
— Это все моя вина. Но вы так хорошо танцевали, так веселились, что было просто преступно увести вас оттуда, — сокрушался он.
Искреннее беспокойство Джефри меня немного успокоило. Он предложил срезать путь к нашей двуколке, и потянул меня в сторону темного двора, в глубине которого теплился единственный фонарь.
Жилые дома здесь стояли так близко, что тут едва ли могли разойтись два человека. Над головой, словно привидения, порхали простыни и подштанники на веревках. Что-то прошмыгнуло у моих ног. От неожиданности я вскрикнула, отшатнулась и, наверняка, упала бы, если бы Джефри не обхватил меня за талию. Инграм прижал меня к груди, и я почувствовала, как гулко бьется его сердце. Подняв голову, я увидела, как вспыхнули его глаза, а губы расплылись в улыбке.
— Осторожней, моя дорогая, — сказал он, и, продолжая обнимать за талию, повел в темноту.
И я была благодарна за эту помощь. Слабость и головокружение пришли внезапно. Я смутно помнила, как добралась до двуколки, и очень жалела, что пренебрегла плотным ужином. Кажется, голод и активные танцы дали о себе знать. Ах, да, ведь был еще коктейль! Ноги казались свинцовыми, а тяжесть все никак не проходила.
Дорогу до Холмов я не помнила вообще, кроме кратких вспышек, когда обеспокоенный Джефри, судя по всему, пробовал меня растормошить. Мне было стыдно при мысли, что весь обратный путь я спала на его плече. Но, кажется, именно так и было.
К концу поездки я немного пришла в себя и настояла, чтобы Джефри не провожал меня до дверей. Так оставался шанс проскользнуть в свою комнату незамеченной.
В замковом дворе было тихо и пустынно, Холмы спали. Двор освещали лишь крохотные настенные огоньки в тех окнах, что выходят в коридоры. Даже двери в драгоценные кладовые миссис Смитти заперты на ночь на большой амбарный замок. Я вздохнула с облегчением: какое счастье, меня, похоже, не хватились! Наверняка, все подумали, что я просто рано улеглась спать. Временами, очень хорошо иметь репутацию книжного червя.
Парадная дверь открылась беззвучно. Борясь со слабостью, я сняла туфельки и босиком на цыпочках пересекла холл. Поднялась по лестнице, и вдруг вспомнила, что ночью нельзя пользоваться лифтами, чтобы не перебудить весь замок. Вздрагивая от каждого шороха, я направилась в сторону столовой. Придется пересечь не только ее, но и целую аркаду комнат, чтобы добраться до лестницы на третий этаж. Не наткнуться бы на Моргулиса с его дурной привычкой бродить по ночам.
Я зажгла крохотный огонек на пальце и, скользнула в приоткрытую дверь столовой. Но едва сделала шаг, как из угла, где стоял пузатый буфет, раздалось подозрительно знакомое и очень недовольное «кхм-кхм». Щелчок. Угол озарился светом. Внутри у меня все похолодело.
— Назовите хоть одну причину, по которой я должен выслушать вас, вместо того, чтобы рассчитать сию минуту?
— Вы сами дали мне выходной, — пискнула я, прижимая туфли к
