обоснованно подтверждает вывод о том, что именно ариец – родоначальник высшего гуманизма, а следовательно, и прообраз всего того, что мы понимаем под словом “человек”. Он – Прометей человечества, со светлого чела которого во все времена слетали искры гениальности, всегда заново разжигающие огонь знаний, освещающий мглу мрачного невежества, что позволило человеку возвыситься над всеми другими существами Земли… Именно он заложил основы и воздвиг стены всех великих сооружений человеческой культуры».[49]
Парламентскую демократию Гитлер презирал и отвергал под тем предлогом, что «парламентарный принцип решения по большинству голосов уничтожает авторитет личности и ставит на ее место количество, заключенное в той или другой толпе. Этим самым парламентаризм грешит против основной идеи аристократизма в природе, причем, конечно, аристократизм вовсе не обязательно должен олицетворяться современной вырождающейся общественной верхушкой». К личностям же парламентариев, будь то германские, австрийские или какие-либо другие, будущий фюрер питал безграничное презрение: [50]
«Чем мельче этакий духовный карлик и политический торгаш, чем ясней ему самому его собственное убожество, тем больше он будет ценить ту систему, которая отнюдь не требует от него ни гениальности, ни силы великана, которая вообще ценит хитрость сельского старосты выше, чем мудрость Перикла. При этом такому типу ни капельки не приходится мучиться над вопросом об ответственности. Это тем меньше доставляет ему забот, что он заранее точно знает, что независимо от тех или других результатов его “государственной” пачкотни конец его карьеры будет один и тот же: в один прекрасный день он все равно должен будет уступить свое место такому же могущественному уму, как и он сам».[51]
Гитлер в своем презрении к демократии ссылался на фронтовой опыт: «Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом “да здравствует всеобщее тайное избирательное право” на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем “Германия превыше всего”».
Сущность «германской демократии», как считал Гитлер, заключалась в «свободном выборе вождя с обязанностью для последнего – взять на себя всю личную ответственность за свои действия. Тут нет места голосованию большинства по отдельным вопросам, тут надо наметить только одно лицо, которое потом отвечает за свои решения всем своим имуществом и жизнью».[52]
В Третьем рейхе был провозглашен приоритет в экономике производительного, «чистого» капитала, который, как утверждал Гитлер в «Моей борьбе», «является последним продуктом творческого труда», перед финансовым, «спекулятивным» или «ростовщическим» капиталом, снабженным уничтожающим эпитетом «еврейский». Вождь нацистов считал необходимым отстранить биржевой капитал от народного хозяйства и «начать борьбу против интернационализации германского хозяйства, не открывая одновременно борьбы против капитала вообще как фактора, необходимого для сохранения независимого народного хозяйства».[53]
Гитлер утверждал: «Грехи против крови и расы являются самыми страшными грехами на этом свете. Нация, которая предается этим грехам, обречена». [54]Человеконенавистническая «Моя борьба», содержавшая программу достижения Германией мирового господства посредством новой мировой войны и исключения из мирового развития неполноценных рас, после прихода нацистов к власти издавалась многомиллионными тиражами. Только в 1933 году было продано 1 080 000 экземпляров. Эту «библию национал-социализма» должен был иметь в обязательном порядке каждый член НСДАП. А с 1936 года экземпляр «Моей борьбы» бесплатно вручали всем вступающим в брак. Так что накануне Второй мировой войны эта книга была практически в каждой немецкой семье. Всего же к осени 1944 года совокупный тираж «библии национал-социализма» составил 12 450 000 экземпляров в 1122 изданиях на разных языках, но главным образом на немецком. Но нельзя сказать, что все прочитали «Мою борьбу» целиком. Эта книга, представляющая собой сочетание мемуаров с политическим и философским трактатом, написана довольно тяжеловесным стилем, со сложной композицией, а потому трудна для восприятия и до прихода нацистов к власти не пользовалась большой популярностью. Основные идеи, связанные с превосходством «нордической расы» и необходимостью завоевания «жизненного пространства», германский обыватель черпал из выступлений Гитлера и других партийных вождей и из пропагандистских материалов в газетах и на радио. И пропаганда была весьма действенной из-за своего тотального характера, поскольку никаких независимых изданий не существовало в принципе, и любая критика национал-социалистических идей была в принципе запрещена. [55]
Гитлер был убежден, что смешение рас ослабляет государство и ведет его к гибели. По его мнению, «рядом живущие, но не вполне смешавшиеся друг с другом расы и остатки рас не умеют должным образом объединиться против общего врага. С этим связано то свойство, которое у нас называют сверхиндивидуализмом. В мирные времена это свойство иногда может еще быть полезно, но если взять эпоху в целом, то приходится констатировать, что из-за этого ультраиндивидуализма мы лишились возможности завоевать мировое господство».[56]
Тем самым фюрер выступал против всего хода истории человечества, поскольку с древнейших времен до наших дней в мире непрерывно происходило и происходит смешение различных больших и малых рас. Гитлер же вознамерился повернуть ход истории вспять и очистить «германскую расу» от всех сомнительных в расовом отношении элементов и не допустить ее смешения с представителями других рас впредь.
Германский историк Роман Тёппель, установивший, что на «Мою борьбу» так или иначе повлияли такие авторы-расисты, как Рихард Вагнер, Хьюстон Стюарт Чемберлен, Юлиус Лангбен, Генрих Класс, Теодор Фрич, Дитрих Эккарт, Отто Хаузер, Ганс Ф. К. Гюнтер и Альфред Розенберг, пришел к следующему важному выводу:
«Поразительно, что Гитлер рассуждал гораздо более односторонне и радикально, чем большинство авторов, которые точно или весьма вероятно повлияли на него. Из этих строительных блоков Гитлер создал свое собственное убийственное мировоззрение, центральной идеологемой которого была беспощадная ненависть к евреям. При этом он построил фигуру “еврея” как однородный образ врага и антитип “расово чистого”, способного к культурному творчеству “арийца”. Теодор Фрич, чьи сочинения Гитлер, как было доказано, читал, написал в своем “Руководстве по еврейскому вопросу”, что “Еврейский вопрос” мог решить только “выдающийся гениальный ум с безграничной смелостью”, “настоящий убийца драконов, настоящий Зигфрид”. Очевидно, Гитлер видел себя в роли этого Зигфрида, “решение еврейского вопроса” он считал делом своей жизни».[57]
Поскольку так думал единоличный глава национал-социалистического государства, чья воля была законом для всех немцев, «окончательное решение еврейского вопроса», а проще говоря, физическое истребление как можно большего числа евреев, не могло не стать главной целью существования Третьего рейха, наряду с завоеванием мирового господства.
Национал-социалисты критиковали культуру Второй империи, которая будто бы и привела страну к катастрофе в 1918 году. Гитлер писал в «Моей борьбе», имея в виду культурные явления модерна и декаданса:
«Худшая черта нашей культуры в довоенные годы заключалась не только в полной импотенции художественного и общекультурного творчества, но и в той
