говорят? — спросила она, но продолжила без ответа. — Когда ты ерзаешь, люди считывают это.
— И боже упаси, черт возьми, чтобы кто-нибудь раскрыл твой блеф, а?
— Эй, Чайник, это Горшок, — сказала она, качая головой. — Ты черный (прим. перев.: Английская поговорка «The pot calls the kettle black» — горшок обзывает чайник черным, русский эквивалент «чья бы корова мычала, а твоя бы молчала»).
— Хорошо, — сказал я, кивая, принимая это. Я не мог ожидать, что она пойдет дальше, если я тоже не дам ей что-нибудь. — Услуга за услугу, агент Старлинг (прим. перев.: Кларисса Старлинг — специальный агент ФБР, молодая девушка, карьера которой неразрывно связана с людоедом Ганнибалом Лектором, весьма к ней неравнодушным)…
— Значит, в этом маленьком сценарии ты людоед? — спросила она, приподняв бровь.
— Подыграй мне, заноза в заднице.
Она фыркнула, не в силах сдержать улыбку. Я ей чертовски нравился. Если бы она только перестала быть такой чертовой трусливой все время.
— Хорошо, Ренни — твое настоящее имя?
— Да, — согласился я, уже чувствуя себя неловко от такого вопроса. Но если я ожидал, что она снимет слой, мне тоже нужно было это сделать. — Это девичья фамилия моей матери. Ренни Ренолдс Уэст. — Это было больше, чем я дал кому-либо, кроме Рейна и других высокопоставленных парней. Это было больше, чем я хотел, чтобы кто-нибудь знал. Потому что был только один Ренни Ренолдс Уэст, и поиск Ренни Ренолдса Уэста привел бы к имени двух докторов по имени Кэтрин Ренни-Уэст и Роланд Уэст. Оттуда возникло бы много предположений о том, как сын двух чрезвычайно известных и уважаемых психиатров из штата Мэн оказался байкером. И Мина, да, она была чертовски хороша, как и думала. В конце концов, она выкопает мою грязь.
Почему-то это было не так чертовски страшно, как обычно казалось.
— Ренни Ренолдс Уэст, — она прокрутила мое имя на языке, звуча чертовски хорошо с ее странным акцентом. — Как… громко звучит. Что к этому не прилагается ни третий, ни четвертый?
— Мои родители были немного претенциозны. Им нравилась их внешность. Достаточно того, что у меня были гребаные медные волосы. Они не могли допустить, чтобы вокруг бегал ребенок по имени Билли, Бобби или что-то в этом роде.
— Были?
— Да. — Она ловила все подряд. Это было странно сексуально. Что, вероятно, многое говорило обо мне и моих странных наклонностях. — Хорошо, ты следующая, — сказал я и заметил, как сильно она старалась не напрягаться, но она это сделала. — Джоуи или Чендлер?
Она дернулась в ответ, ее идеальные чертовы губы приоткрылись. — Извини… что?
— Джоуи или Чендлер. Из друзей.
— Я не уверена, что понимаю вопрос, — сказала она, сдвинув брови, и между ними пролегла небольшая морщинка.
— Кто тебе больше нравится?
— Ты не можешь быть серьезным, — сказала она, качая головой. — Тебе дали бесплатный пропуск, чтобы спросить меня, о чем угодно, но ты хочешь знать мои предпочтения в каком-то ситкоме?
— Ты можешь многое рассказать о девушке, если знаешь ее предпочтения в отношении вымышленных персонажей ситкома. Выбери одного.
Она посмотрела на верхнюю койку на секунду, ее голова покачалась. — Наверное… Чендлер.
— Почему?
— Это второй вопрос.
— Да, но мой — банальный. Банальные вопросы должны иметь последующий вопрос, чтобы сохранить его актуальность.
— Эти правила где-то записаны? — она выстрелила в ответ. — Могу я получить копию этой книги правил?
— Не нужно, у меня все здесь, — сказал я, постукивая себя по виску. — Отвечай.
Она облизнула губы. — Его сарказм используется для маскировки его глубоко укоренившейся неуверенности и уязвимости, вызванных запутанным и нетрадиционным воспитанием.
— Почему не Джоуи? Он более простой персонаж.
— Кому нравятся простые? — она выстрелила в ответ, и это был правильный гребаный ответ. — Хорошо. Ты присоединился к Приспешникам, когда тебе было около двадцати. Но до этого ты много лет крутился вокруг побережья Навесинк. Почему ты убежал из дома?
— Почему крыса отгрызает себе ноги, чтобы избежать липкой ленты?
— О, — сказала она, явно удивленная такой прямотой. Честно говоря, я и сам был немного удивлен.
— Почему твоя мать не любила тебя? — спросил я, застав ее врасплох, и ее глаза на секунду расширились. — Она этого не делала, это ясно. Но почему?
Она с трудом сглотнула и медленно выдохнула. — Потому что я не была мальчиком и не могла заставить отца полюбить ее.
— Дети никогда не спасают неудачный брак, — согласился я.
— Твои родители били тебя?
— Нет, — сказал я, прищелкнув языком. Это было не в их стиле. — Когда у тебя в последний раз был оргазм?
— Что? — взвизгнула она, явно сбитая с толку.
— Оргазм, — повторил я, изо всех сил стараясь не ухмыльнуться. — Ты знаешь… когда у тебя перехватывает дыхание, и твое тело напрягается, и твоя киска…
— Я знаю, что такое оргазм, — оборвала она меня.
— Я просто уточнил. Знаешь, на случай, если прошло так много времени, что ты забыла.
Она слегка приподняла подбородок, не желая показаться ханжой в вопросе. — Доставленный самой себе или от партнера?
— И то и другое.
— Это не банальный вопрос, ты не получишь запасной вопрос. Выбери один.
— Отлично. Сама себе, — сказал я, на самом деле, не заботясь о ее сексуальной истории, но искренне любопытствуя, как часто она это делала.
— Не знаю… Месяц…
— Месяц? — спросил я, приподняв бровь.
— Я живу в Хейлшторме! — защищалась она. — Я сплю в казарме.
— Не зря, милая, но я не думаю, что у какого-нибудь чертова мужчины в этой комнате возникнут проблемы с тем, чтобы ты занялась этим прямо здесь и сейчас.
Она рассмеялась, слегка улыбнувшись мне и не прося не называть ее так. Я называл ее так раньше, и она возражала. Так оно и было. И, так или иначе, это была действительно красноречивая мелочь.
— Почему вы с Дюком ненавидите друг друга?
Теперь возник интересный вопрос, на который не было простого ответа. Я не испытывал ненависти к Дюку. На самом деле я очень уважал его, пока не понял, что он скрывает неонацистское воспитание. Ты не можешь исправить то, в чем ты родился. Я знал это лучше, чем кто-либо другой. Но когда я нажал на эту кнопку, чтобы убедиться, что она не вызовет искры, она взорвала то, что было бомбой замедленного действия.
— У нас у всех есть свои скелеты, — начал я, хватая пиво и открывая крышку. — Я нажимаю на кнопки, чтобы посмотреть, что после этого будет. Это не та привычка, которая заводит друзей. Особенно когда ты нажимаешь на кнопки такого человека, как Дюк, и он, блядь, взрывается. Это не та привычка, от которой я могу или даже хочу
