Когда я встал перед учительским столом и положил вещи, все уже сидели за партами и смотрели на меня. Ладони у меня вспотели, сердце колотилось, а когда я делал вдох, дыхание становилось неровным.
— Здравствуйте, — начал я, — меня зовут Карл Уве Кнаусгор, я приехал из Кристиансанна и в этом году буду вашим классным руководителем. Я думаю, для начала устроим перекличку? Список у меня есть, но я пока не знаю, кто из вас кто.
Пока я говорил, они украдкой переглядывались, а две девочки тихонько захихикали. Их внимание ко мне было неопасным — это я сразу заметил. Оно было детским. Передо мной сидели дети.
Я взял список с их именами. Посмотрел на него, а потом на них. Я узнал девочку из магазина. Но самые сильные чувства исходили от другой девочки — рыжеватой, в темных очках. Она была настроена недоверчиво, и я это ощущал. Остальные ничего против меня не имели.
— Андреа? — начал я.
— Здесь, — сказала девочка из магазина. Она произнесла это, опустив глаза, но, уже сказав, посмотрела на меня, и я улыбнулся, давая понять, что ничего страшного в этом нет.
— Вивиан?
Ее соседка хихикнула.
— Это я! — сказала она.
— Хильдегюнн?
— Я, — откликнулась девочка в очках.
— Кай Руал?
Он оказался единственным мальчиком в седьмых классах. Одетый в джинсы и джинсовую куртку, он вертел в руках ручку.
— Здесь, — сказал он.
— Ливе? — продолжал я.
Длинноволосая круглолицая девочка в очках улыбнулась:
— Это я.
Потом дошла очередь до шестиклассников и пятиклассницы.
Я отложил список и присел на стол.
— Я буду учить вас норвежскому, математике, основам христианства и естественным наукам. Вы хорошо учитесь?
— Не особо, — ответила рыжая девочка в очках, — учителя у нас меняются каждый год, все они приезжают с юга, и никакого образования у них нет.
Я улыбнулся. А она нет.
— А какие вы любите предметы?
Они переглянулись. Отвечать, судя по всему, никто не рвался.
— Вот ты, Кай Руал?
Мальчик заерзал. На щеках у него проступил бледный румянец.
— Не знаю, — ответил он, — наверное, труд. Или физкультура. Но точно не норвежский!
— А тебе? — я кивнул девочке из магазина и сверился со списком: — Андреа?
Она положила под партой ногу на ногу и, склонившись вперед, что-то рисовала.
— У меня нету любимых предметов, — сказала она.
— Тебе все предметы не нравятся или наоборот — все нравятся? — не отставал я.
Она подняла голову. Глаза у нее ожили.
— Не нравятся! — заявила она.
— А все остальные — вы тоже так считаете? — спросил я.
— Да! — подтвердили они.
— Ну ладно, — сказал я, — просто дело в том, что нам с вами все равно надо провести эти уроки, независимо от того, нравится вам это или нет. Поэтому давайте проведем это время с пользой. Согласны?
Никто не ответил.
— Я про вас ничего не знаю, поэтому решил первые уроки посвятить знакомству, а потом уже решим, что будем делать.
Я встал, отхлебнул кофе и вытер тыльной стороной ладони рот. Из-за стены послышалось пение. Голос высокий и чистый. Наверное, Хеге. А затем к ней присоединились слабенькие детские голоса.
Это были первоклассники!
— Для начала я бы хотел дать вам задание, — продолжал я. — Напишите мне что-то вроде резюме на одну страничку. Расскажите о себе.
— О нет, только не писать! — вырвалось у Кая Руала.
— А что такое резюме? — спросила Вивиан.
Я взглянул на нее. Подбородок у нее почти не закруглялся, поэтому лицо казалось квадратным, но при этом не грубым — было в ней нечто мягкое, щенячье. Когда она улыбалась, голубые глаза почти исчезали, а улыбается она, как я понял, часто.
— Это значит, что надо написать о себе, — ответил я. — Представь себе, что ты рассказываешь о себе кому-то, кто тебя не знает. О чем ты первым делом напишешь?
Она села по-другому, неуклюже сплетя ноги.
— Наверное, что мне тринадцать лет? Я живу в Хофьорде и учусь в седьмом классе?
— Очень хорошо, — похвалил я. — А еще, наверное, про то, что ты девочка?
Она хихикнула.
— Да, это тоже полезно знать, — согласилась она.
— Ну ладно, — сказал я, — напишите страничку о себе. Или, если хотите, больше.
— Вы это вслух будете читать? — поинтересовалась Хильдегюнн.
— Нет, — ответил я.
— А на чем нам писать? — спросил Кай Руальд.
Я стукнул себя по лбу.
— Ну конечно! Я же вам тетрадки не раздал!
Они тихонько засмеялись — они ведь дети, им от такого весело. Я бросился в учительскую, принес стопку тетрадей и раздал их — и вскоре все уже сидели и дружно выводили буквы, а я стоял у окна и смотрел на горные вершины на противоположном берегу фьорда, там, где они словно вкручивались в небо, холодные и черные, в светлую и легкую его ткань.
Когда прозвенел звонок и я собрал тетради, в теле пузырилось почти ликующее чувство. Все прошло хорошо, зря я боялся. После двенадцати лет учебы момент, когда открываешь дверь и входишь в учительскую, доставлял особенную радость: я пересек черту, я перешел на другую сторону, стал взрослым, и теперь я отвечаю за собственный класс.
Я положил вещи на стол, налил кофе и, усевшись на диван, посмотрел на остальных учителей. Я попал за кулисы, — подумал было я, но мысль эта, сперва приятная, в следующую секунду вывернулась наизнанку: что за херня, разве к этому я стремился, да я же учитель — унылее участи не придумаешь. Закулисье — это музыканты, телки, бухло, турне, слава. С другой стороны, я же здесь не насовсем. Это лишь ступенька.
Я сделал глоток и взглянул на дверь, которая в ту же секунду отворилась. Это пришел Нильс Эрик.
— Ну как прошло? — спросил он.
— Хорошо прошло, — ответил я, — зря я вообще боялся.
Из-за спины у него вынырнула Хеге.
— Какие они славные, — проговорила она. — Такие чудесные малыши!
— Карл Уве? — окликнули меня из кухонного закутка.
Я заглянул и увидел Стуре с чашкой кофе.
— Ты же в футбол играешь, верно?
— А то, — ответил я, — но не особо хорошо. Я два сезона назад играл в пятой лиге.
— У нас тут есть команда своя, — сказал он, — я их тренер. Мы в седьмой лиге, поэтому ты легко справишься. Хочешь с нами играть?
— Конечно.
