мне только попросить его сохранить жизнь крошке-великану, сыну Сестрицы Лили.
— У меня нет власти над лордом Смертью, — сказала я слабым голосом. — Я вижу его, но ему безразличны мои желания.
— Он не доживет до утра, — сказала Сестрица Лили, показав глазами на дверь комнаты, где лежал ее сын.
— Я, может быть, и сама не доживу. Но… но я посмотрю, что можно сделать.
Она кивнула. В ее глазах стояли слезы.
— Так как насчет моего амулета? — спросила я.
Она снова кивнула.
— Для тебя я использую свою самую могущественную магию.
Она поднялась и, вцепившись в спинку стула, устремила взор куда-то в глубину кухни. Казалось, будто она готовится против своей воли свершить какой-то неправедный поступок — так она побледнела. И в то же время в ней чувствовалась решимость.
— Сначала дистиллят.
Она подошла к кухонному шкафу и достала маленький фиал, держа его только большим и указательным пальцами. Губы Лили скривились от отвращения. Она осторожно капнула три капли в миску и быстро отошла от нее.
— Это будет чистая любовь, чистая и… — Она взглянула на меня и замолчала.
— Только не надо ничего такого-эдакого, — сказала я, обрадовавшись, что Лили наконец приступила к делу. — Одна лишь настоящая любовь, и хорошо бы к человеку, который дал бы мне маленький домик, чтобы наводить порядок, и маленького славного ребеночка, чтобы качать на руках.
— Да, да, — проворчала она, — ничего такого-эдакого. И без этого всё довольно тяжко. Второе — настой.
Она достала из-под мешка с капустой пузырек. Вылила его содержимое в ту же миску и принялась перемешивать. Затем уставилась в миску, как будто пыталась разглядеть на ее дне неприятное будущее.
— Ах, — проронила она печально. — Это будет глубокая любовь, глубокая, как… — И снова, взглянув на меня, замолкла.
— Глубокая? — спросила я, на этот раз почти улыбаясь. — Конечно, глубокая! Вы можете придать амулету силу, чтобы он смог найти такую любовь?
— Я мастер своего дела, — гордо сказала она.
Затем открыла сундук и принялась в нем копаться. Вынула наполовину наполненную бутыль.
— И третье — отвар! — Лили потрясла головой, словно раскаиваясь в том, что нашла бутыль. С кряхтеньем выпрямившись, она аккуратно налила в миску из бутылки. Над миской поднялся дымок.
— Ох, — пробормотала она. — Ох, девушка, какая у тебя будет страстная любовь!
— Ну что, всё? Готово? — спросила я. Смелость начала мне изменять.
— Это будет мой лучший любовный амулет.
Она вытащила из кармана передника какой-то небольшой, мокро блестящий предмет и без церемоний бросила в миску.
— Что это? — спросила я в ужасе, подозревая, что ответ мне известен.
— Это амулет, — ответила Лили, — чтобы, когда ты встретишь свою истинную любовь, ты ее узнала.
— Это… это же глаз! — воскликнула я.
— Да, — подтвердила она. — Положи его в карман своего передника. Притронься к нему — и почувствуешь движение, как будто он смотрит. Когда глаз перестанет двигаться, это будет означать, что перед тобой твоя истинная любовь. И позволь заверить тебя, Кетура: он существует, твой возлюбленный, он ждет тебя. Я это чувствую. Очень остро чувствую.
Не знаю, что именно — благодарность, или жалость, или дымок от снадобья, окутывавший ее пальцы, заставили меня в этот момент полюбить ее.
— Спасибо, Сестрица Лили.
Она обернула глаз лоскутком ткани и завязала кружевной ленточкой.
— Она от моей свадебной фаты, — сказала Лили, указывая на ленту. Я протянула руку за амулетом, но Лили отвела его в сторону.
— Сегодня вечером. Ты должна попросить его сегодня вечером.
Я кивнула.
— Не сомневайтесь — я совершенно точно увижусь с ним сегодня вечером.
Она наконец вручила мне амулет, и я стремглав вылетела из ее дома, испытывая некоторое облегчение и одновременно страшась цены.
Теперь, когда я получила надежное средство, чтобы найти свою истинную любовь, следовало поспешить к Джону Темсланду.
Глава четвертая,
в которой я испытываю силу амулета и прошу у Кухарки лимон; появляется неожиданный гость; Джон Темсланд говорит: «Мы обречены»
Шагая по деревне, я сжимала в ладони амулет и заглядывала глубоко в глаза каждому встречному мужчине — на всякий случай.
Если кто-то из них и был моей настоящей любовью, я его не узнала, как не узнал и глаз-амулет. Он моргал и дергался в моей ладони, словно пойманный жук. Большинство мужчин не смотрели на меня, опасаясь человека, якшающегося с феями.
Мне удалось не утонуть в грязи колей, сходивших в Крестобрежье за дорогу, и, выйдя за околицу, я остановилась, чтобы окинуть поселение взглядом.
По другую сторону залива лес подходил к самому берегу, как будто хотел пересечь его и удушить деревню своими мощными корнями. Мы держали лес в узде при помощи пил и топоров. Около воды стояла церковь с почерневшим колоколом, за ней — полуразвалившаяся кузница и кишащая крысами мельница, а за всем этим по склону рассыпались дома, похожие на увядающие цветы в заброшенном саду. На вершине, где начинался лес, расположился замок — жилище лорда Темсланда. Дни величия замка остались в прошлом, крыша нуждалась в починке, да и весь его вид говорил о глубокой запущенности. К западу от замка располагался яблоневый сад, а сразу за ним у самой опушки леса стоял наш маленький обветшалый домик, отгороженный от дикой чащи лишь крошечным огородом.
И все же солнце продолжало радостно сиять.
Чудесный солнечный день и чума не уживались вместе в моем сознании. Я слышала ужасные рассказы о том, как целые деревни вымирали за пару недель. Как плакали младенцы, ворочаясь в собственных нечистотах и недоумевая, почему родители не помоют и не накормят их. Как соседи заколачивали досками двери и окна зачумленных домов, покуда те, кто в них жил, угасали от болезни и, что еще хуже, от голода. Как друг покидал друга, возлюбленный — возлюбленную, мать — своих детей.
Нет! — трясла я головой в ужасе и неверии. Только не Крестобрежье! А если все же так, какие слова могли бы пронять Джона Темсланда, чтобы он за что-то взялся? Я продолжала путь, приспустив шарф на плечи и дерзко посматривая по сторонам. Я вглядывалась в каждого встречного, сжимая в руке амулет, но глаз по-прежнему двигался и искал, искал…
Оказалось, что я была не единственной, кто направлялся к замку. Похоже, там собралась почти вся деревня. Меня нагнали Гретта с Беатрис, и мы все трое взялись за руки.
— Ты тоже хочешь поболеть за охотников, Кетура? — спросила раскрасневшаяся и запыхавшаяся Беатрис.
— Нет, я собираюсь увидеться с Джоном Темсландом. Надо поговорить.
— С Джоном Темсландом? — удивилась Гретта. — Вряд ли он захочет с кем-то
