ней говорить.
— Ну и не надо, — сказала Прилепа.
— Без неё мне свет немил, — сказал Миловзор. — Я и по сей день, увидев особенно красивый цветок, сразу думаю: «А Прилепа всё равно красивее тебя». И весь сад кажется мне безжизненным и пустым. Но не стоит говорить о ней.
— Конечно, не стоит, — сказала Прилепа.
У неё была привычка, — сказал Миловзор, — прежде чем на что-то сесть, высоко задирать юбку. Мне это ужасно нравилось, хотя и было немного смешно. Но давай не будем говорить о ней.
— Не будем, — сказала Прилепа.
— Женщина, — сказал Миловзор, — это нечто бесконечно лучшее, чем мужчина. Вопрос лишь в одном: для чего она лучше? Для сколько-нибудь серьёзного задания она не подходит. Она — подарок небес, но, как это ни глупо, большинство подарков ни к чему не пригодны.
Теперь-то Прилепа поняла, в чём дело. Дело в том, что она любима, но ни к чему не пригодна. И она решила, что закроет рот на замок и ни за что не выдаст своей тайны.
Она покажет Миловзору, к чему она пригодна.
А Миловзор тем временем поднялся и сказал:
— Господа, я прошу вас быть моими секундантами.
— А господа — это кто? — поинтересовался Каспар.
— Господин Георг и вы сами, милостивый государь мой.
— Я — ваш милостивый государь? — не понял Каспар. — Что за ерунда! Какой же я вам милостивый государь? Это вы мне хозяин!
Пускай ерунда, — возразил Миловзор. — Но так принято. Секундант — почётная должность и требует определённого достойного поведения.
Ладно, буду секундантом, согласился пёс. — Терпеть не могу насекомых, особенно мух. Жужжат и жужжат, а ни одну не поймаешь: только ухватишь кость, а они уже сидят у тебя на носу. Они всегда так делают, назло.
— А это здесь причём? — рассердился Миловзор.
— А вы попробуйте поймать хоть одну, — подковырнул Каспар. — Я притащу вам свою кость, но, конечно, взаймы.
— Но это уж слишком глупо, — заметила Прилепа. — Могу поспорить, стоит мне взять полную чашку чая, как тут же прилетит муха и сядет на руку.
— Особенно в августе, — добавил Каспар.
— В августе, — подтвердила Прилепа, — но иногда вплоть до конца октября.
— Я был бы вам весьма признателен, — в отчаянии произнёс Миловзор, — если бы вы высказались по моему делу.
Прилепа поднялась и, в свою очередь, торжественно объявила:
— Я соглашаюсь быть вашим секундантом.
Обожаю, когда меня зовут в секунданты, — сказал Каспар. — Держишься с достоинством, но ни во что не вмешиваешься, разве что немного жульничаешь, вы сами говорили. Эта тараканья султанша, её насекомая светлость, ещё пожалеет, что связалась со мной. Положитесь на меня. Раз уж я секундант, буду смотреть в оба, меня вокруг когтя не обведёшь.
— Благодарю вас, господа, — сказал Миловзор. — Буду ожидать вас без четверти двенадцать.
— А не рановато ли? — вздохнул Каспар.
После чего все распрощались, и Миловзор остался один.
Отойдя подальше, Прилепа сказала:
Каспар, ты встанешь ещё на целый час раньше.
— И что будет? — недоверчиво спросил Каспар.
— Мы должны спасти Миловзора, — сказала Прилепа. — Я сама слышала, что фея приказала Шершням погубить его по дороге на дуэль. Поэтому мы с тобой подстережём этих негодяев и расправимся с ними.
— Эта идея не по мне, — сказал Каспар.
— Ты отказываешься? — спросила Прилепа.
— Решительно, — сказал Каспар.
Прилепа показала пальцем на цепочку следов на тропинке. Это были отпечатки собачьих лап, но не четырёх, а двух, как будто прошёл человек.
— По-твоему, это что? — спросила она.
Каспар тщательно обнюхал тропинку и заявил:
— Это след двуногой собаки.
— Или след собаки, которая залезла передними лапами в молочную миску вдовы Ежихи.
— Так. Вы хотите меня выдать, — сообразил Каспар.
— А что мне остаётся? — возразила Прилепа.
— А если я вас выдам? Вот возьму и проболтаюсь, что никакой вы не посторонний парень, а Прилепа? — коварно спросил Каспар.
Из прекрасных глаз мнимого Георга брызнули потоки слёз.
— Ты этого не сделаешь, Каспар, — рыдала она. — Девочек не выдают.
— Ладно уж, — проворчал Каспар.
Прилепа просияла от радости.
— Наконец-то у тебя есть возможность отплатить хозяину добром за добро., — сказала она. — Кажется, нам предстоит неплохое приключение.
— Бедный я, несчастный! — сказал Каспар. — Ей-богу, собачья жизнь и без того тяжёлая. Каждый, кому не лень, подзывает меня, а когда надоем, посылает куда подальше. Я уж не говорю о злобности мух. Но больше всего на свете я ненавижу приключения. Никогда не знаешь, чем они закончатся. Разве в этом смысл жизни?
Что такое смысл жизни? — заинтересовалась Прилепа.
— Смысл жизни в том, — доходчиво объяснил Каспар, — чтобы в прохладный день лежать на солнце и спать. Не знаю ничего прекраснее.
— А что ты делаешь в жаркий день? — спросила Прилепа.
И Каспар доходчиво объяснил:
— Тогда я сплю в тени.
Глава четырнадцатая. В засаде
Английский газон снова вырос на целую ладонь. Прилепа и Каспар невольно остановились, прежде чем войти в непроходимо высокую траву. Прилепа, в своих засунутых в сапоги штанах и дерзко надвинутой на лоб шляпе, решительно глядела на волнующуюся поверхность. И Каспар тоже держался молодцом. Только хвост у него опустился вертикально и занял положение строго между задними лапами.
— Тебе не страшно? — спросила Прилепа.
— Мне не страшно, — заверил её Каспар. — Разве что мой хвост боится.
— Эта засада показывает, — сказала Прилепа, чтобы придать ему смелости, — что Гризла трусит выходить на поединок.
— Она и не думает драться, — презрительно сказал Каспар.
— Значит, ты понял, — сказала Прилепа, — что повод для страха есть только у феи Гризлы.
— Я-то понял, — сказал Каспар, — А вот мой хвост не понял.
И высокие стебли Английского газона сомкнулись над их головами.
Они добрались до Буковой изгороди. Изгородь, высотой в два человеческих роста, представляла собой непреодолимую стену. Но одно дерево засохло, и на его месте образовалась дыра.
Это и был проход в Скверный сквер.
Они пролезли в дыру, похожую на мрачную арку ворот. Сюда, в тень от буков, не проникал ни единый солнечный луч. Оба почувствовали, что мир, где ценились пристойность и учтивость, с этой минуты остался позади.
Некоторое время они шагали во тьме. Вдруг им в нос ударил тяжёлый запах гнили. Под ногами зачавкала вода. Они стояли на краю какой-то канавы. Разросшиеся сорняки с толстыми стеблями и огромными листьями цеплялись за сапоги Прилепы и лапы Каспара. Канава была забита илом и ужасно воняла.
— Грязная лужа, — прошептала Прилепа. — Здесь должен ждать в засаде первый из убийц.
— Он сидит в камышах, — принюхавшись, сказал Каспар.
— Откуда ты знаешь, который из них? — спросила Прилепа. — Они же все одинаковые.
— Они неодинаково пахнут, — высокомерно ответствовал Каспар. —
