Она подозвала к себе Квиллера, и как только он приблизился, молодой человек вскочил и любезно придвинул к столику ещё один стул (тот самый беспризорный ребёнок, который на момент усыновления не знал, что такое зубная щетка и молитва на ночь).
— Как поживает Коко? — спросила миссис Мак-Леод. — Как он выступал в ревю «Кит-Кэт»! Незабываемо!..
— Да, показал себя крутым, что и говорить. По-моему, он выражал своё мнение об ошейниках — то бишь бусах — из горного хрусталя. А как дела на Приятной улице? — осведомился Квиллер и сделал знак официанту, чтобы ему принесли кофе.
— Приятно, — отозвалась миссис Мак-Леод. — Мы распределяем роли в «Кошках»[13]. Не хотите попробоваться на роль старого Мафусаила?
— Это не вполне моё, но если вам понадобится настоящая домашняя кошечка, готов посодействовать.
— Все может быть! — улыбнулась она. — Кстати, наш концертмейстер, аккомпанировавший нам много лет, взял и уехал из города — ужасно нас подвёл, но мы нашли замену: ангажировали Фрэнки из Локмастера. На время.
Квиллер сделал два глотка кофе и спросил:
— Простите за глупый вопрос, но кто такой Фрэнки и почему только на время?
— Он чокнутый, — вставил Денни.
— Мы не употребляем это слово, дорогой, — тут же получил выговор Денни. — Фрэнки — гений, но с вывертами. Он читает с листа партитуру, которую никогда в глаза не видел! Безошибочно! Но не берёт плату за труды, и кое-кто этим пользуется. Поэтому семья взяла над ним опеку. Необычный молодой человек!
— Как его фамилия?
— Он носит фамилию Джеймс, но в Локмастере уйма Джеймсов — как Гудвинтеров у нас здесь. Всех занятий и состояний! — Внезапно она осеклась и посмотрела на мальчика. — Денни, возьми деньги и расплатись по чеку в кассе. Скажи Бабусе, что все было очень вкусно. И не забудь пересчитать сдачу.
И как только Денни ушёл выполнять ответственное задание, Ханна, понизив голос, продолжила:
— Луи говорит, что среди Джеймсов всякой твари по паре: учителя и проповедники, конокрады и карманники. Вот и лавка древностей, которая, нам думается, торгует по спекулятивным ценам. Но опекуны Фрэнки, по-видимому, люди приличные. Следят за его благосостоянием, поскольку сам он в деньгах ничего не понимает. Он не водит машину — говорят, не смог получить права. — Ханна умолкла: к столу возвращался со сдачей Денни. — Мы любим Фрэнки, правда, Денни? Он такой дружелюбный, общительный…
— У него есть девушка, — прервал её Денни.
Ханна встала.
— Очень приятно было случайно встретить вас, Квилл. Я скажу Луи. Пойдём, Денни, пойдём.
Поздно вечером — как всегда, в одиннадцать — Квилл и Полли приступили к своей телефонной беседе.
— Как у тебя прошёл день? — спросил он. — Надеюсь, хорошо?
— Да. Несколько занятных покупателей. Продажи — в норме. Данди съел что-то неположенное, и его стошнило.
— А я побывал в магазинчике «Всё для фуршета» братьев Лингуини. У них новый выводок котят, и я дал одному из них имя. Предложил назвать его Скуунки. Ник показал мне виноградник. И знаешь, я пришёл к выводу, что мой интерес к виноградникам, виноградарям и виноградарству чисто литературный. Мне нравится звучание этих слов, цитаты из Библии, из поэтов и драматургов… Так что, боюсь, это снова не то, в общем, как сюжет для колонки никуда не годится.
— Ну вот! Сколько зря потраченного времени!..
— У писателя время никогда не уходит зря. Поговорим об этом за ужином в субботу. Как насчёт «Старой мельницы»? Окажем честь её новым хозяевам и явимся туда при полном параде.
Полли помолчала дольше, чем всегда.
— Жаль! Очень жаль, но… Ты знаешь Шерли? Мою приятельницу из Локмастера?
— Встречаться с ней не довелось, но я знаю — она заведовала библиотекой в Локмастере и ушла с этой работы одновременно с тобой… и тоже, как и ты, переключилась на книготорговлю.
— Да, только её книжному магазину уже сто лет и он с самого начала принадлежит её семье. В субботу Шерли исполняется шестьдесят. В ресторане «Конь-огонь» заказан отдельный зал. Мне прислали приглашение, и я появлюсь там как сюрприз! Тебя тоже приглашают, но, мне кажется, тебе там будет скучно. Они любят играть в отгадайки.
— И мне кажется, ты права.
— Квилл, мне ужасно не хочется пропускать наш субботний вечер. Это в первый и последний раз!
— Ничего страшного. Я приглашу Роду Тиббит. Поужинаем и помянем её покойного мужа. Желаю тебе приятного вечера. А обратно, пожалуйста, поезжай не раньше воскресенья утром. Я не хочу, чтобы ты ночью одна ехала в машине. — И так как звонил он, ему и полагалось первым сказать «A bientot».
— A bientot, — ответила она.
По линии повеяло холодком. Или ему показалось? Она наверняка осознавала, что Роде, вдове столетнего, будь он жив, историка, стукнуло восемьдесят девять.
Отказ Полли от субботней встречи — ради ужина и угадаек в Локмастере — был Квиллеру на руку: он мог запустить «Тиббит-проект». Рода с радостью приняла приглашение составить ему компанию. Он заехал за ней в «Уголок на Иттибиттивасси», престарелые жители которого пришли в сильное волнение, видя, как одна из их числа отправляется ужинать с мистером К.
Квиллер заранее заказал столик в таверне «Типси», придорожной закусочной в бревенчатом доме с собственной птицефермой. Своё название она получила по имени хозяйской кошки, чей портрет висел в главном зале: белая киска с чёрным пятном, причудливо сползавшим со лба на глаз. В конце общего зала была выходившая на птичий двор глубокая ниша, где можно было уединиться для конфиденциального разговора, и владельцы таверны всегда считали для себя честью резервировать её для мистера К.
Что касается меню, то в «Типси» подавали, конечно, лучшую в Мускаунти яичницу с ветчиной и цыпленка по-королевски — ничего изысканного, но повар на звание гения от кулинарии и не притязал.
«Мы сначала поужинаем и поболтаем, — сказал Квиллер своей гостье. — А потом со стола уберут, и мы перейдем к интервью, запишем его на диктофон».
— Впервые я встретил Гомера в клингеншоеновском особняке, — начал он, — когда дом уже превратился в музей. Я жил там вместе с кошками. Айрис Кобб хозяйствовала. А наверху находился зал для встреч и собраний, куда подымались на лифте, и мы ждали Гомера с лекцией, а он опаздывал…
Рода кивнула и заулыбалась:
— Гомер говорил — каждый человек должен иметь свой девиз, а его девизом было: «Поспешишь — только делу навредишь». Он всегда опаздывал.
— Так вот, — продолжал Квиллер, — мы ждали. И каждый раз, когда в лифте звучал колокольчик, все вперяли глаза в кабину. Дверь отворялась, и выходил кто-нибудь другой. И когда в четвёртый, если не ошибаюсь, раз зазвенел колокольчик, мы уставились на дверь лифта, уверенные, что это наконец Гомер. Дверь открылась, и из неё появился Коко — хвост трубой.
