— Простите, — улыбнулся Квиллер ошарашенной гостье. — Это Коко. Он хочет, чтобы его представили.
— У нас нет времени для формальностей, — заявил Барт. — И так уже, что называется, земля горит под ногами. Спасибо, Квилл. Пошли, Альма, пошли.
Выпроваживая Альму из амбара, он оглянулся и, многозначительно кивнув Квиллеру, сделал круглые глаза.
Как только они уехали, Квиллер схватил каталог и пробежал глазами все предметы, помеченные красным цветом. И среди прочего нашёл пятнадцатидюймовую чашу для пунша из китайского фарфора. Она была датирована 1780 годом. Об орнаменте было сказано, что он изысканный и старинный.
Квиллер позвонил Лайзе Комптон в ЦЭС.
— А похоже что, Квилл! Завтра мой последний день в магазине. Чему обязана?
— Хочу спросить о твоих богатых кузинах… — Её девичья фамилия была Кэмпбелл, но она всегда подчеркивала, что принадлежит к бедным Кэмпбеллам. — Ты случайно не знаешь, что они купили из вещей Ледфилдова поместья? Коко все ещё ходит вокруг коробки, в которой были запакованы книги.
— Только чашу для пунша. По их словам.
— Фарфоровую и очень старинную. А о том, какой на ней узор, тебе тоже нужно знать? Одному богу известно, какой фортель может выкинуть этот умник Коко!
Перебросившись ещё двумя-тремя шутками, обычными для поклонников Крутого Коко, они повесили трубки.
Квиллер схватил черно-золотой каталог и быстро нашёл описание чаши для пунша: она была продана за шестьдесят тысяч долларов.
Шесть
Как уже однажды записал Квиллер в своём дневнике:
Каждый, кто считает, что писать две колонки в неделю легко, ошибается, Возможно, это престижно, но отнюдь нелегко. Пятница имеет обыкновение неуклонно следовать за четвергом, а за пятницей неукоснительно придёт следующий вторник.
Только благодаря любви к журналистике и природному любопытству в Квиллере ещё играли творческие соки, а иногда они даже били ключом.
Готорновская идея оказалась неудачной: из неё не вытанцовывался сюжет — пренеприятное положение для газетчика, которого поджимают сроки. Пришлось прибегнуть к «копилке трёпа», как он называл дальний ящик в своём письменном столе. Там лежали открытки от читателей, газетные вырезки, записки. Из этого всегда можно было сварганить колонку для «Всячины», сдобрив её каким-нибудь высказыванием Крутого Коко. Скажем: Робкому сердцу никогда не доставалось самой мягкой подушки в доме.
Полли утверждала, что он раз за разом повторяет одни и те же ошибки.
Но упорно… правда, не настырно, он прокручивал в голове очередной сюжет для «Пера Квилла».
В Мускаунти был виноградник и свой винодел! Уроженец Чикаго, Квиллер впервые увидел виноградники в Италии, куда совсем ещё юнцом попал в качестве спецкорреспондента, и сохранил романтические впечатления от виноградников, виноградарей — и, может быть, от их, виноградарей, дочек.
Первым делом он заглянул в энциклопедию, твёрдо решив второй раз не наступать на те же грабли. Ему нравились слова виноградник, виноградарство, винодел… Он никогда не хотел стать фермером, но быть виноделом не отказался бы. Виноградарство было связано не только с вином: виноград — его ели, виноградный сок — его пили, изюм — его клали в выпечку, и ещё — виноградное желе, которое Квиллер так любил намазывать на хлеб. Виноград — древняя культура, воспетая Вергилием и Гомером; о нём гово рится в Библии. Джулия Уорд Хоу упоминает виноград в «Боевой песне Республики»[12].
Квиллер теперь ещё больше зауважал братьев Лингуини. Ник выращивал виноград и помогал вести дела в магазине. Альфредо развозил заказы и помогал возделывать виноградник. Квиллер позвонил братьям и договорился о встрече.
Итак, в субботу утром он покатил в западную часть округа, в район озера, и посетил магазин братьев Лингуини «Всё для фуршета». На автостоянке было очень мало машин. Магазин занимал целиком один из сельских домишек. Товар здесь лежал вперемешку, а покупатели никуда не спешили. Кое-кто заходил в заднюю комнату и выходил оттуда, улыбаясь. Оказалось, что бездомная кошка забрела в магазин с большой дороги, и её приютили: дали коробку и подстилку, и она принесла четырёх крошечных котят. Улыбающиеся покупатели опускали долларовые банкноты в стоящую на прилавке банку из-под пикулей — деньги для котят: на еду, фотоснимки и будущие расходы.
— Хелло, мистер К.! — приветствовал Квиллера Фредо. — Мы собираем предложения, как назвать котят. Не хотите ли принять участие? Ник вас ждёт! Марджи, позвони на виноградник и скажи Нику, что Квилл уже здесь.
Ожидая винодела, который должен был приехать за ним на своём джипе, Квиллер выслушивал комплименты читателей, отвечал на вопросы о здоровье и благоденствии Крутого Коко, а заодно заводил знакомства, полезные для «Всякой всячины».
Что касается тысячи слов для «Пера Квилла», увы… это оказалась ещё одна тупиковая идея. Зато Квиллер услышал массу любопытных слухов из «Усадьбы», которые поставляла невестка Ника, Дейзи.
— Мы с Фредо считаем, ей надо уходить оттуда, — говорил Ник. — Слишком много грязных делишек! Секёте, о чем я? Слишком много денег там крутится! Вы можете себе представить, чтобы посудину для пунша продавали за шестьдесят тысяч долларов?! И откуда они, эти шестьдесят тысяч, хотел бы я знать! Эта девчонка, что сидит на личных счетах Натана, поделилась своими подозрениями с Дейзи. Секёте, о чем я?
Квиллер согласился: да, ситуация скользкая.
— Насколько я понимаю, вся собственность продана округу. Нужно, чтобы кто-то куда надо просигналил. Только кто? Я подумаю, Ник.
— Думайте скорей!
Из виноградника Квиллер уезжал с твердым убеждением, что интерес Коко к большой картонной коробке, стоящей теперь в чулане, каким-то образом связан с Альмой Ли; и со стропил кот слетел так, будто хотел напугать её. А когда Квиллер вернулся к себе в амбар, он обнаружил, что чёрный с золотом каталог изорван в клочья!
Ни один здравомыслящий человек не счёл бы это за сигнал. Это было совпадение, и все же, все же… странные, очень странные вещи связывались с именем Коко! Что же тут делать?
Возвращаясь домой, Квиллер завернул в «Бабусину сластену», чтобы взять мороженого — орехового себе и ванильного сиамцам. За кассовым аппаратом в передней половине зала сидела Бабуся собственной персоной, а её внуки обслуживали посетителей в глубине. Ещё прежде чем был сделан заказ, Квиллер увидел, что от столиков (старомодных кофейных столиков со стульями из гнутых трубок) ему приветственно машут рукой. Это была Ханна Хоули, жена дядюшки Луи Мак-Леода, с их приемным сыном, которому теперь уже исполнилось девять лет.
