вас в свидетели, и нашего разговора также нигде не будет существовать. Это просто поможет мне в расследовании. Поверьте, я очень хочу засадить этого типа на как можно большой срок. Скажите, он угрожал вам?
Гаяне подняла глаза. В них хорошо читалось желание говорить, столь не свойственное таким натурам. Но что-то ей очень мешало. Что – то очень важное. Савелий несколько ослабил напор. Главное чтобы она не сорвалась и не замкнулась. Тут, главное давить на дочь, она, судя по всему её безумно любила. К тому же она обрусевшая.
– У вас были конфликты с ним?
– Нет. Почти нет. Кирилл был хорошим человеком. Хоть и странным. Но главное он очень любил мою дочь – всё также тихо сказала она – что же по поводу этого дневника, то он её выбор. Если она выбрала, то значит, была влюблена. Больше я ничего не могу к этому добавить. Вы уж извините.
Савелий задумчиво поднял кружку с чаем. Добиться от неё что-то угрозами, было ещё сложней, чем обходительностью. Такова уж порода этих людей. Придётся видимо самому копать. А для этого нужно время, которого у него очень и очень мало. Он попытался перевести тему разговора, уходить на натянутой ноте не особо хотелось.
– Скажите, а вы давно в Москве?
– Двадцать лет.
– И почему переехали?
– Мой муж был русский. А жена, должна идти за мужем. Он решил вернуться в Россию, я поехала с ним.
– Но Людмила родилась в Армении?
– Да.
– Это муж решил дать ей русское имя?
– Да.
Савелий внимательно наблюдал за Гаяне, не смотря на всю её холодность, что-то в ней дрогнуло, зашевелилось при вопросе о её родине.
– Знаете, я всегда хотел посетить Армению, говорят там очень красиво, в частности в Ереване. Скажите, вы давно там были?
Гаяне, нахмурилась. Затем опустила глаза, явно не знаю, как лучше ответить. И все же, заминка получилась небольшая.
– Давно. Почти двадцать лет.
– Неужели вы не хотели навестить ваших родственников?
– Нет. Так получилось, что нет.
– Я слышал, что ваш отец довольно часто приезжал в Москву.
– Я знаю.
– Вы в ссоре?
Гаяне тихо вздохнула и пристально посмотрела на Савелия, было видно, что ей очень не хотелось продолжать эту тему, но Потапов сделал вид, что просто не замечает это, оставляя на лице всю туже, непринужденную улыбку.
– Да.
– Извините, пожалуйста, но я так понимаю, он был против вашего с ним брака?
– Да. Михаил был русский. Отец полагал, что это неправильно.
– Скажите, а где Михаил? Я бы хотел поговорить с ним.
– Он уехал. В командировку. В Израиль.
– И когда я могу поговорить с ним?
– Он приедет через неделю. Может раньше.
– А когда он уехал?
– Два дня назад. Но почему это вам лучше узнать у него на работе. Могу дать телефон.
– Да нет, не стоит. Что уж, сегодня пятница. Короткий рабочий день – Потапов снова улыбнулся, но Гаяне не спешила разделить его улыбку.
– Когда он появиться, будьте добры. Скажите, чтобы он зашел ко мне. Вот мой телефон –протянул Савелий визитку.
– Хорошо.
– Ещё раз спасибо за чай, очень вкусный – мило улыбнулся Савелий и пошёл к двери, заботливо убирая дневник в папку. Но двери открывать не пришлось, так как они открылись сами, впуская в квартиру высокого худого парня, с проницательным, внимательным взглядом. Пробежавшись по Савелию взглядом, молодой человек хмыкнул, и прошёл дальше, что-то по-армянски сказав Гаяне. Та лишь покачала головой.
Дневник 18.07.1987
О как же она меня ненавидит, как презирает. Как это страшно. Каждый день, я вижу эти глаза, каждый божий день они раздирают меня своей молчаливой ненавистью. Но я терплю. Я все вытерплю ради того чтобы касаться её, целовать. Лежать рядом. И всё же, как же она меня ненавидит. И всё благодаря ему. Только из-за него я тут.
Но эта ненависть. Она иногда сводит меня с ума, убивает. Но лишь до того момента как я не до коснусь. Потом я счастлив. А ещё я очень хочу ребенка, я постоянно стараюсь сделать так чтобы она забеременела, но, увы, Людмила не хочет плод, я уверен, она готова даже на аборт, если произойдет зачатие, о Боже и почему она не может привыкнуть ко мне. Ведь я так её люблю. Я её так боготворю, мою богиню, моего ангела.
Следователь.
Давид Саркисян, не смотря на свой солидный даже для кавказцев возраст, выглядел неплохо. Да, седой, с глубокими морщинами, но взгляд как у двадцатилетнего пацана, которых Потапов перевидал на своем милицейском веку немало. Пригласив его в кабинет, Давид неспешно разлил чай.
– Нечасто ко мне следователи заходят – улыбнулся он.
– Значит всё-таки заходят?
– Бывает да. Точнее было. Сейчас уже нет.
– А если не секрет, по какой причине?
– Странно, я полагал, что вы знаете.
– Если честно, нет.
– Да неужели – улыбнулся Саркисян – а зачем вы тогда пришли?
– Я расследую смерть вашей внучки.
Саркисян нахмурился. Но быстро вернул лицу прежнюю невозмутимость. И все же, Потапов видел, как резанули его это в который раз уже повторенное известие. Он посмотрел на руки старика, они не дрожали. Всё же удивительная способность сохранять силы в столь почтенном возрасте.
– Разве я могу чем-то в этом помочь? – тихо сказал он.
– Да, могли бы. Скажите, почему ваша дочь так мало общалась с вами и почему уехала из Еревана. Ведь это несколько несвойственно для вас.
– Кавказцев?
– Да.
Старик внимательно посмотрел ему в глаза. Смотрел долго, минут десять, словно пытаясь найти что-то очень важное. А потом, всё же заговорил.
– Скажите вы хороший следователь?
– Да – после некоторой паузы сказал Савелий.
– Я когда то тоже думал что хороший врач. Когда был молодым особенно – улыбнулся Давид – особенно когда двадцать лет назад, я помогал вашим коллегам с составлением психологических портретов убийц. Сами понимаете СССР, тогда маньяков не существовало. А тем более в кавказских республиках. Но, увы, на самом деле они были. Поэтому моя редкая для того время специализация, была крайне востребована. Так как я был больше психиатром. В американском смысле этого слова.
– У вас были успехи?
– Да. Нескольких мы поймали, но, увы, это не могло не отображаться на моих близких. Которых я также анализировал. Такова уж специфика моей профессии. Анализировать всех. Даже тех, кто, казалось бы, в этом и не нуждается.
– Вы о Михаиле?
– Нет. О Гаяне. Именно из-за этого мы и поругались. У неё была странная патология на помешанных людей. Её тянуло
