От нахлынувших чувств у Кармен закружилась голова. Она подошла к телефону и стала набирать номер.
— Привет, это я, — сказала она, как только Тибби взяла трубку.
— Что с тобой? — с беспокойством спросила Тибби. У Кармен потеплело на душе: так приятно, когда друг уже по приветствию угадывает твое настроение.
— Все нормально, — отозвалась Кармен. — А ты как? — Где-то вдалеке послышался крик Ники.
— Ники, уйди отсюда в другую комнату! — прокричала Тибби. — Извини. Как Валия?
— Она…
В трубке послышались гудки, как будто кто-то параллельно набирал номер.
— Алло?
— Похоже на модем! — Тибби пыталась перекричать гудки. — Это у тебя.
Кармен повесила трубку и отправилась в гостиную. Валия переместилась от телевизора к столу и уверенно щелкала компьютерной мышкой. Кармен с изумлением наблюдала, как Валия запускает сложную программу виртуального общения. По-видимому, бабушка Лены писала кому-то в Грецию, потому что Кармен не смогла прочесть ни единого слова. За годы дружбы с Леной Кармен удалось запомнить греческий алфавит, но она так и не научилась правильно произносить буквы.
— В чем дело? — раздраженно спросила Валия, почувствовав, что Кармен стоит у нее за спиной.
— Ни в чем. Ух ты! Вы здорово во всем этом разбираетесь. — Кармен решила быть взрослой и не объяснять Валии, что некрасиво выходить в Интернет, когда кто-то говорит по телефону.
Решив сохранять полную невозмутимость, Кар мен села перед телевизором и принялась щелкать пультом. «Красота и предательство» начиналась через семь минут. Кармен откинулась в кресле и подумала, что неплохо устроилась: вряд ли кому-то платят за то, что он смотрит любимый сериал.
— Переключи, — приказала Валия, не отрываясь от монитора.
— В смысле?
— На седьмой канал. Там сейчас начнется «Мир приключений».
— Но вы же не смотрите. Вы… вы же за компьютером! — сказала Кармен обвинительным тоном.
— Я люблю слушать, — парировала Валия.
— А я люблю смотреть, — безапелляционно заявила Кармен.
— Кому здесь платят?
Ух ты! Кармен покраснела. Ей показалось, будто Валия укусила ее.
— Тогда, может, выйдете из Интернета? А то мне надо позвонить, — бросила Кармен, перестав быть мудрой и взрослой.
Тибберон: Как там дела с древней гречанкой?
Кармабелла: К-х-м. Не плохо. Но и не хорошо. В общем, средне. Ну, ты поняла.
— Расскажи мне все-все. Потом допьешь свои коктейль.
Тибби обрадовалась: больше всего на свете ей сейчас нужно было внимание Кармен.
— Ну, сначала мы танцевали под…
Кармен замахала руками:
— Стоп, стоп. Расскажи с самого начала.
Тибби довольно улыбнулась. Хорошо было сидеть с Кармен в молочном баре и чувствовать, как солнышко припекает спину. Дело в том, что Тибби безумно хотелось рассказать с самого начала, что бы заново все пережить.
— Хорошо. Итак, мой дом. Звонок в дверь. Катрина открывает дверь. На нем галстук и костюм — коротковатый в рукавах и, конечно, дешевый — но ему очень идет. И у него… — Тибби покраснела, чувствуя себя дурочкой, — в руках букет цветов. Кислотно-розовых гвоздик — знаешь, таких, которые только парни покупают, но все равно очень красивых. — Тибби замолчала и перевела дух, что бы успокоиться.
И тут где-то в глубине ее соломенной сумки зазвонил телефон. Тибби вынула его и увидела на экране мамин номер.
— Алло?
Ответа не было. Сначала она услышала какие-то голоса, а потом как мама разговаривает с кем-то. Странно.
— Алло?
— Тибби! — Мамин голос дрожал.
— Что с тобой?
Мама плакала.
— Мамочка, что не так? Что случилось? — Тибби похолодела.
— Милая, мы с папой… — Слезы мешали Элис говорить. Было слышно, как что-то кричит папа.
Тибби вскочила со стула:
— Мама, пожалуйста, скажи, что такое? Ты меня пугаешь.
Тибби начала нервно ходить вокруг стола, ее сердце бешено колотилось.
Впервые в жизни мама была в таком состоянии.
— Мы в больнице… С Катриной беда. — Элис снова расплакалась. — Она упала из окна.
Тибби окаменела, а ее сердце как будто сковало льдом.
— Как… она… сейчас?
— Она в сознании, она… — Мама немного успокоилась. — Это хороший признак.
— Можно мне прийти? — спросила Тибби.
— Нет. Пожалуйста, иди домой и присмотри за Ники.
— Хорошо. — Тибби заплакала. По щекам Кар мен тоже потекли слезы, хотя она толком не знала, что случилось.
Тибби мучительно хотела кое о чем спросить, чтобы проверить самые ужасные свои предположения. Но, тем не менее, дождалась, когда мама повесила трубку.
— Из какого окна? — спросила она вслух сама себя.
Был долгожданный перерыв, и Лена сидела на заднем дворе ресторана. В помещении было так же жарко, как и снаружи, и Лена умирала в своем толстом хлопковом переднике, запачканном кетчупом.
Как же она ненавидела эту работу! Ненавидела мерзкую еду, приготовленную из замороженных продуктов; зеленые столики, солонки; кривые кофейники, из которых она всегда проливала на себя кофе. Лена ненавидела искусственную иву посередине ресторана, главного менеджера Антониса, который упорно обращался к ней по-гречески.
Лена предпочла бы вечно сидеть во дворе — даже несмотря на то, что в ста метрах от нее находилась помойка, — лишь бы оставаться в блаженном одиночестве. Ее бесило, что все время приходится с кем-то говорить, улыбаться посетителям, приносить бесконечные заказы. Многие любят общаться с людьми и готовы делать это круглые сутки, но только не Лена Она вспоминала о своей тихой прошлогодней работе в бутике «Базиас» как о потерянном рае.
Это папа настоял на том, чтобы Лена устроилась в ресторан, и лично переговорил с главным менеджером. Он хотел, чтобы Лена продолжала семейную традицию.
Большую часть своей жизни Ленин папа находился в противостоянии с собственным отцом — Бапи. Он учился на адвоката вместо того, чтобы заняться ресторанным делом; изменил свое имя с Георгиос на Джордж; не вспоминал о своих греческих корнях и не хотел, чтобы девочки учили родной язык. Лене было грустно, потому что только после смерти дедушки папа стал таким, каким хотел его видеть Бапи.
— Ресторанный бизнес очень перспективен, — неоднократно повторял мистер Калигарис, желая тем самым подчеркнуть, что работа художника со всем не перспективна. — Хороший, честный бизнес, — говорил он, и Лена в этом не сомневалась. Хороший бизнес. Но не для нее. Интересно, папа хоть раз думал о том, какая она и чего хочет? О том, что она скорее умрет, чем продолжит славную традицию Калигарисов?
