Да, было весело и шумно, и Тибби было спокойно и хорошо. Она думала о том, как причудливо переплетаются жизни, как все в этом мире взаимосвязано. И еще она мечтала, чтобы время остановило свой бег хотя бы на эти выходные — но оно не послушалось и, наоборот, заспешило…
И вот уже несколько часов Тибби лежала в кровати и никак не могла заснуть Она села на пол и загрустила. Им столько надо было сказать друг другу! Ведь завтра начнется совсем новая эра их жизни! Увы, подруги расползлись по спальням. Наверное, все понимали, как велик мир и как мал их Союз по сравнению с ним. Что же будет дальше?
Они повзрослели. Тибби решила, что пора с этим смириться. Но, Господи, пожалуйста, пусть дружба останется прежней! Пусть ее не разрушат ни мальчики, ни родители — никто!
В доме было темно, и Тибби слышала, как бьются о берег волны. Внезапно ей стало страшно. Не раздумывая, она поднялась с пола и на цыпочках вышла наружу.
…Когда она увидела на песке три знакомых фигуры, ей показалось, что она очутилась в сказке. Тибби рассмеялась: они наверняка пришли к океану с теми же мыслями, что и она. Они думали о том же.
Казалось, девочки совсем не удивились ее приходу, словно ждали ее. Би потянула Тибби за рукав, и она села рядом.
— Привет, — тихо сказала Тибби.
— Вот где встречаются по ночам хорошие девочки, — рассмеялась Би.
— Просто никому не спалось, — словно извинилась перед кем-то Лена.
— Нам слишком о многом надо было поговорить, — подытожила Кармен.
Волны лизали их босые ступни. Подруги сели в круг и положили посередине Штаны. Тибби смотрела на родные лица и понемногу обретала уверенность в завтрашнем дне. Да, жизнь станет другой — насыщенной, яростной, прекрасной, — но дружба останется. Пусть все идет своим чередом. А Штаны навеки сохранят свое волшебство.
— Что бы ни случилось, — произнесла Бриджит, — мы будем вместе. Всегда.
Эпилог
В последние часы на пляже мы обменялись подарками, вместо того чтобы прощаться. Мы не планировали этого заранее, но как-то так вышло.
Закат полыхал розовым и рыжим, а океан казался в сумерках черным. Песок словно стал мягче, а воздух был напоен теплом и сладостью.
Невозможно рассказать, о чем именно мы говорили и что чувствовали. Лучше я опишу, что происходило, а вы додумайте сами.
Кармен, самая нетерпеливая, решила быть первой.
— Повесите на стену, — объявила она, вручая каждой рамку с фотографиями.
Она умудрилась засунуть туда по три снимка: первый — наши мамы в джинсах сидят на стене (как всегда, больно было смотреть на красавицу Марли). Вторая — мы маленькие ползаем по дивану, а третья — мы на выпускном, в том же порядке, с тем же выражением лица.
Мы плакали, и плакали, и думали, что слезы — это не так уж плохо, ну, словно выходишь на улицу без зонта и весь промокаешь, а потом выпрямляешь спину и весело шлепаешь по лужам, думая: «Все образуется».
Следующей была Би. Она раздала всем небольшие коробочки. Мы разом открыли крышки. На серебряной цепочке покачивался кулон в виде штанов. Би объяснила, что Грета увидела такой кулон в ювелирном магазине и сделала на заказ еще три.
Я прижала крохотные штаны к груди, зная, что теперь они всегда будут со мной.
Лена, естественно, упаковала подарки: я аккуратно сняла и сложила бумагу (может, пригодится), а Би яростно ее разорвала и села сверху, чтобы не унес ветер.
Лена сделала четыре почти одинаковых рисунка: изобразила Штаны так, что они образовали букву «М», а рядом приписала «Ы» — «Мы».
Я оказалась последней и раздала всем видеокассеты.
— Нам придется пойти в дом, — пояснила я. Я знала, что у Морганов есть видеопроигрыватель.
Фильм был коротким — всего десять минут, в основном нарезка из архива моих родителей, но кое-что я позаимствовала у Тины и Ари. Несколько дней назад под большим секретом показала им, что получилось, и после этого мамы крепко обнялись. Я была счастлива. В первой части, записанной на паршивой старой пленке, мы ползали по Лениному двору, хотя сама Лена стеснялась ползать. Я, тощий лысый ребенок, бесцельно тыкалась во все кусты, а Би с белым пухом на голове все норовила упасть в бассейн, так что маме приходилось постоянно ее оттаскивать. На мгновение в кадре возник Пери, изумленно разглядывающий какую-то букашку. У Кармен были темные кудряшки, огромные глаза и низкий голос.
Когда нам исполнилось по два года, кто-то из родителей купил человеческую камеру. Итак, в следующем кадре мы были на горшках. Лена сидела спокойно, подперев подбородок рукой. Я, все такой тощак, казалось, могла вот-вот провалиться в свой горшок. Кармен сосредоточенно пыталась стряхнуть с ноги божью коровку. Би закончила первой и заорала: «Я все!»
Следующие кадры были нарезкой из дней рождения, неудачных стрижек, из родителей, бабушек и дедушек.
Последняя часть была самой длинной. Я поняла ее смысл, лишь когда просмотрела много раз. На экране нам было по семь лет, и мы отдыхали на Ренобот-Бич. Мы держались за руки, и визжали, и смеялись, когда волны окатывали нас с головы до ног.
Все как сейчас. Точно так же мы резвились вчера днем и сегодня утром. По моим рукам текла соленая вода: с одной стороны плакала Би, с другой — Лена. Мы не всегда сидели в одном и том же порядке, но это не имело значения.
Изображение застыло, и мы еще долго смотрели на экран.
Итак, прошлое и настоящее слились воедино. С одной лишь разницей — теперь мы умели крепко держаться за руки.