князя, а ватага дружинников с изумлением смотрела, как ускользает добыча в заоблачье. Сливается там в золотую точку, точно хочет прильнуть к самому солнцу, но вот Жар-птица стала спускаться вниз, забирая влево, стремясь скрыться в роще, которая опоясывала поле. Не утерпев, конники ринулись за ней, точно могли догнать, и только Ваня сообразил и отпустил перепелятника.
Шумный яростный полёт охотничьей птицы был стремителен и чудовищно красив. Точно сама смерть хотела настигнуть Жар-птицу, не причинившую никому зла. Крупная самка перепелятника гналась за добычей, не выпуская её из виду и не давая набрать высоту, сбивая вниз, пытаясь нанести удар мощным клювом. И когда Жар-птице удалось увернуться и скрыться в густых ясеневых ветвях, вырвался общий вздох разочарования.
— Упустили!
— Спрячется!
— Она ранена, я видел, — тонко взвизгнул боярский сын и разразился злорадным хохотом.
Всадники пришпорили коней, решив прочесать рощу и добыть волшебную птицу, раз уж это не удалось сделать пернатым охотникам. Ваня ринулся впереди всех. Ему нужна была Жар-птица живой, не случайно же она по поверьям жила на острове Буяне на ветках молодильной яблони. Она проводит его туда, куда лежит его путь! И не нужно будет плутать без цели!
Дружина прочесывала рощу, не таясь, с гиканьем и свистом. Многие повели коней под уздцы, но потом привязали к деревьям, потому что через густой подлесок продираться было непросто. Ваня тоже спешился, отдал коня сокольнику. Перепелятник его не возвращался, и по всему выходило, что надо было искать не только Жар-птицу, но и драгоценного обученного охотника.
— Бывает, что сокол не возвращается. Волю пуще полона ценит, так что ты себя не кори, ни в чём твоей вины нет, — сказал брат, и глаза его сверкнули азартом.
Ваня понимал, что раненой птице из рощи никуда не деться, и потому найдут ее бравые охотники, и сидеть ей всю жизнь потом в клетке, хозяину и гостям на потеху, если не спалит она княжий терем от злости и обиды на людей. «А если я её поймаю, как заставить отвести на остров Буян? Чем приручить? А если и полетит она, мне показывая дорогу, поспею ли за ней. Конный — поспею, пеший — навряд ли», — лихорадочно думал Ваня, рыская под кустами и корнями деревьев, ища золотистый отблеск птичьего хвоста. Он все дальше и дальше углублялся в чащу, где смолкли встревоженные голоса зябликов и синиц. Только дятел упорно долбил высохшую березу, не обращая внимания на суету. Непромысловая птица, живет и жизни радуется.
Перекличка и шутки дружинников стали тише и глуше, ясени и дубы выше. Солнце добрее и веселее. Запутавшись в ветвях могучих деревьев, оно не жалило июльским зноем, не иссушало. Взору Вани открылась поляна, а журчание ручья, который брал своё начало в корнях раскидистой берёзы, возвещало конец пути и призывало утолить жажду и отдохнуть в прохладе. Берёзка полоскала свои ветки-косы в искрящейся воде, и среди зелени виднелась белая полотняная рубаха.
— Ты кто? — стараясь делать грозным голос, спросил Ваня.
— Это я, Краська.
От звука робкого и девичьего голоса, Ваню бросило в жар, он метнулся к ручью, раздвинул стебли высокой травы и увидел девушку. Она сидела на камне, опустив босые ножки в холодную воду. Капельки крови попадали в ручей, змеились и пропадали.
— Ах ты, бедненька, где же ты поранилась? — спросил он и положил ладонь на плечо.
— Я со скоморохами решила поехать, от одной ярмарки на другую. Отошла от кибитки, а тут шум, гам. И погнался за мной какой-то неуклюжий бородатый… Я испугалась, что он приневолить меня хочет, побежала, куда глаза глядят. В чащу забралась, лапоть потеряла, ногу об осоку обрезала.
— А я Жар-птицу искал, — сказал Ваня и почувствовал себя глупым, — а нашёл вот тебя.
Глава 7
Ваня нёс девушку на руках, дивясь её легкости. Она походила на лесную пичугу, под сарафаном и рубашонкой жило такое хрупкое тельце, точно оно было сделано из тонких ивовых прутьев. Ранка на ноге была несерьезная, кровоточить перестала, как только Ваня перевязал её платком.
— Охота удалась! — засмеялся сокольник, встретивший царевича.
Он подвёл к нему коня, и юноша подсадил девушку. Она смущённо поглядывала по сторонам, пряча лицо в узорный платок, который Ваня уже успел подарить ей. Платок хранил тепло и запах его тела, ведь хранился он под царевичевым кафтаном, ждал своего часа.
— Нашел свою коробейницу? — крикнул ему Дмитрий, — или уже новая девушка приглянулась?
Ваня махнул рукой. За минуту он узнал, что перепелятник не вернулся, боярский сын ногу подвернул, споткнувшись на какой-то коряге, а старший брат нашёл перо Жар-птицы. Оно горело таким ярким пламенем, что больно было смотреть. И только когда все желающие вошли в полутёмную рощу, можно было разглядеть всю красоту до самой мелкой мелочи. Червоное золото сгущалось самым тёмным светом в его центре, более светлые драгоценные оттенки разбегались к краям, распадаясь на отдельные волоски, горящие лучами июльского солнца. Очин был плотным и горячим, опалял пальцы, и пришлось положить перо в шапку, где оно почти сразу потухло, но когда испуганный Дмитрий его вытащил на свет, засияло пуще прежнего.
— Даже одно перо приносит немалую удачу! — сказал самый старый дружинник, — наш сказочник Афтандил, которому уже лет триста поди, точно знает. У него можно расспросить, если захочет — столько всего порасскажет!
Ваня встрепенулся. Уж не тот ли Афнатдил, что просил помощи у далекого прадеда, чтобы корабль снарядить на остров Буян? Князь Дмитрий заметил волнение Вани и сказал дружелюбно:
— Сегодня отдыхаем, а уж завтра привезём сказочника, он живёт одиноко, с людьми не шибко встречаться хочет. А если заартачится, сами к нему съездим.
Сказал и подмигнул Краське, но та смутилась совсем и отвернулась.
В княжьем тереме коробейницу отдали на попечение многочисленных девок и нянек, и растерянный Ваня увидел, как мелькнул в дверях поношенный и выгоревший на солнце сарафанчик. И снова стало пусто в горнице. Вздохнув, он отправился к брату, но в покоях его не застал.
— Он в скотнице, — буркнул вечно неприветливый дворский и показал, как туда пройти.
Никогда еще Ваня не бывал в там, где хранятся сокровища, и не
