Я улучшила момент, пошла в комнату, где лежат наши вещи, но она оказалась запертой. Вот это совсем не порадовало. А пятьсот долларов на груди жгут, требуют усердно работать, требуют ответственно подойти к обязанностям, чтобы в конце вечера никто даже сотни у меня не смог забрать.
Пыталась искать девушек распорядителей, спрашиваю у других, где ключ от комнаты, но все только плечами пожимают. А распорядители снуют то там, то тут, среди гостей, не успеваю продвинуться и одна и вторая ускользают прямо на глазах.
Приходится работать. Прихрамываю. Хорошо, среди толпы это не слишком заметно. Вцепилась в поднос с бокалами шампанского и иду, как тот зомби пытаюсь отключить мозги и не обращать внимания на боль, но она всё равно пульсирует в самих мозгах.
Тяжело достанутся мне эти пятьсот долларов. Почему-то сразу вспомнилось предложение о миллионе. Что там, всего лишь нужно заняться с кем-то сексом, это ведь не так больно как кровоточащий мозоль.
Хотя, если разобраться, вообще непонятно, что имеет в виду человек, который хочет купить именно невинность. Что вкладывает он в понятие — невинность? Не виноватость или может быть наивность. А может, всё ту же девственность. На мой взгляд не каждая девственница — так уж невинна. И не каждая наивная — девственница. Непонятно.
Рассуждаю об этом, пытаясь абстрагироваться от боли. Несу бокалы, уже даже не предлагаю, хожу, кто дотянется, тот возьмёт. В какой-то момент пытаюсь повернуться, чтобы не столкнуться со спиной какого-то пожилого мужчины, он поворачивается в профиль, и я узнаю его… Руки мои вздрогнули, да и тело тоже, от какого-то панического страха при виде этого страшного человека, который задавал мне все эти ужасные вопросы…
Вздрогнула, скривилась от боли, повернулась, и поднос из моих рук выскользнул… вернее, почти уже выскользнул… я уже считала, что он упадёт на пол, когда кто-то другой остановил это движение и крепкой рукой придержал поднос.
— Осторожно, не нужно падать, — проговорил совсем над ухом и мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто это сказал.
Резко я выровнялась, вцепилась в поднос с бокалами и поскорее пошла не оборачиваясь. Правда, не хромать не получается, но зато я так проворно потелепала, что уже скоро вернулась в залу с закусками, подошла к столу, поставила поднос и выдохнула:
— Мне срочно нужен ключ от комнаты с вещами.
— Лаура, в чём дело, почему не работаешь? — услышала со стороны голос Меган.
— Слава богу. Откройте, пожалуйста, дверь, я переобуюсь. Эти туфли натерли мне ногу.
— Ох ты, ну конечно, пошли скорее, — она вытащила из кармана ключ и я радостно вздохнула.
Пришло моё спасение. Теперь только надеть носки и кроссовки и я могу работать ещё сколько угодно. Не думаю, что кто-то из гостей обратит внимание на мои кроссовки. Гостям уже не до того. И хозяин вечеринки, так время оказавшийся рядом, практически спас меня от позора, не думаю, что будет против того, чтобы я переобулась, а не ковыляла.
Сильнее всего меня растревожил тот человек из отеля. Если он сейчас там, то нужно постараться не попасть ему на глаза. Скорее всего, он и не запомнил меня из толпы девушек, которые приходят к ним каждый день в надежде на миллион. Но я-то помню, как всё было, и это новое обстоятельство заставило тревожиться ещё сильнее, чем мозоль.
Я переобулась и продолжила работу. Только теперь внимательно всматриваюсь в лица, чтобы снова не столкнуться пожилым свидетелем моего недостойного поведения. Не хочу даже мысли допускать, что он меня помнит. Лучше об этом не думать и если даже встречусь с ним, просто пройду мимо, как ни в чем, не бывало. Да, так и сделаю. Постараюсь не дрожать от страха. Да кто он вообще такой, чтобы его бояться.
А если они сняли на видео, как я раздеваюсь, а потом продадут какому-то… так, всё, спокойно. Никому они не продадут, я же не разделась догола.
И всё равно некоторый трепет мешает работать. Неосознанно смотрю по сторонам, только теперь крепко держу поднос, чтобы ни один бокал не сдвинулся с места.
В кроссовках я снова почувствовала себя человеком.
* * *
Около восьми зал наполовину опустел. Остались небольшие группки не успевшие наговориться о делах, а островная масса народа давно схлынула. Кто по домам, отдыхать, а кто догоняться, по барам.
Работать стало намного легче. К девяти осталось несколько человек, около десятка, и все они столпились возле Хендэрсона. Стоят, слушают, чуть в рот ему не заглядывают. По виду я поняла, скорее всего, это люди из его офиса. По хозяйственному тону, с которым он с ними разговаривает и их постоянным задумчивым киваниям, ясно — они его подчинённые.
Но это собственно тоже не моё дело, я тут, чтобы унести домой хотя бы пятьсот долларов. И очень стараюсь. Вскоре зал опустел совсем, только мы официанты и распорядители остались. Хендэрсон, говорит теперь с ними.
Несколько раз краем глаза я наблюдала за ним. Строгий, сосредоточенный, красивый. Той красотой, которая притягивает женщин, не девочек. Тёмной, такой, брутальной красотой, немного опасной, не слишком сочетающейся со стильным костюмом. Хотя нет, с ним тоже сочетающаяся. Но ещё, почему-то, даже после пары взглядов, представляется он не таким, идеально вылощенным. В моём воображении есть и другие картины, он, с отросшими волосами, с пыльным лицом, с несколькими косыми шрамами, в одежде древнего человека, с копьём или мечом. Можно даже с накинутой на плечо шкурой убитого им медведя…
Когда смотришь на такого мужчину, понимаешь, он где-то там, наверху, в ауре своего небо жительства, со всеми предлагающимися к этому компонентами — красота, ум, деньги. И тогда чувствуешь себя абсолютным нулём, никем, тенью, невидной, незаметной, ненужной. Вот каким он мне показался. Недосягаемым.
И тем сильнее захотелось ощутить кожей эту недосягаемость. Если он придержал меня от падения, значит не такой уж этот Хендэрсон недосягаемый. Оказался же он рядом именно в тот момент. Дотронулся до меня и сказал несколько слов.
Значит, не недосягаемый.
Бред…
Я вздохнула, подхватила и потащила в другую залу два стула. Нужно всё убрать и тогда мы можем быть свободны. Шеф с помощником уже погрузили все свои сумки и контейнеры на тележку и поехали из пен хауса. Двери лифта закрылись за ними.
Хендерсон тоже куда-то исчез. Мы с ребятами собираем остатки посуды. Одна из девушек протерла полы и всё вечер можно считать законченным.
Я удовлетворенно выдохнула, улыбнулась и выдала:
— Наконец-то.
И в этот момент кто-то хлопнул в ладоши. Я обернулась, посреди комнаты Меган, старшая.
— Прошу всех подойти ко мне!
Все кто обслуживал вечер подошли, вопросительно встали. Что там ещё?
— Спасибо всем за отличную работу. Мистер Хендэрсон остался доволен нашей фирмой. Надеюсь, мы не прощаемся и на этой неделе ещё два приёма и вечеринка.
