хоть немного кислорода, но что-то сжимало их горло, вызывая жуткую боль и ужас от того, что вот сейчас воздух окончательно перестанет поступать в лёгкие, и, как намекал учитель — кирдык. Наконец главные действующие лица начали заваливаться на пол и тут завизжали девчонки. Вид катающихся в агонии на полу тел не для слабонервных зрителей. Вот только, каким образом бившемся в припадке одноклассникам можно помочь, никто не знал. Да и прикасаться к пацанам как-то неприятно, ведь они оба обоссались. Одна девчонка сообразила кинуться в медпункт, но оптимизация медицины давно добралась до школьных медпунктов. Сейчас в школьном медпункте «работала» пожилая медсестра, передвигавшаяся со скоростью уставшей черепахи. Клавдия Сергеевна давно сидела на пенсии, ей стукнуло 65 годков всё же. Правда, как оказалось, сегодня она находилась в школе, вот только помочь пострадавшим от непонятной напасти она не могла. Её саму пришлось отпаивать валокордином, когда она попыталась помочь пострадавшим ученикам, которых одноклассники, понукаемые Башировым, взяли в охапку и приволокли в медпункт. В медпункте стены лечат, и, вскоре, пострадавшим стало несколько лучше, только они практически ничего не могли сказать из-за сильнейшей боли в горле. Как говориться, допелись пташки.
Клавдия Сергеевна помогала пацанам прийти в себя своими охами и ахами, суетилась и пыталась что-то делать, но всё валилось у неё из рук. Даже открытый пузырёк с нашатырём умудрился выпасть из рук на пол, резко пахнувшая жидкость разлилась и теперь в медпункте образовалась газовая камера. То ещё амбре из смеси нашатыря и запахов от штанов терпил. Пострадавших учеников пришлось эвакуировать в коридор и усадить на стулья на всеобщий осмотр, а в медпункте открыть нараспашку окно.
Как раз окончился последний урок и выбежавшие из классов ученики могли с любопытством наблюдать картину в виде сидящих на стульчиках двух невнятных страдальцев и рядом с ними тихо охавшую медсестру. Пострадальцы выглядели ободранными, как кошаки после драки и молчали, только кривили морды на сочувственные вопросы братанов. Впрочем, братва здорово не заморачивалась чужим горем: последний урок закончен, надо бежать на волю, а эти два обоссанных убоища, два фраера ушастых вызывали только смех, а не сострадание. Сидят олухи царя небесного с красными мордами, помятые, нахохлившиеся и шипят что-то. Смешно же, правда.
Завуч Надежда Александровна оперативно выловила свидетелей, то есть своих агентов в 10А классе, способных пролить свет на происшествие. Получалось какая-то дичь, а не ЧП. Баширову ничего не предъявишь, кроме как то, что он не очень оперативно направил учеников в медпункт. Кругом выходило, что ребятки сами себя здорово наказали: вместо срыва урока сорвали себе голос и довели свой организм до удушья. Завуч отогнала последних любопытных от потерпевших и пыталась расспросить самих Сторчака и Овчарова, но не преуспела. В ответ услышала только шипение и кряхтение. Может их в Комаровск надо, в городскую детскую больницу? Пусть медицина решает, что с их организмами произошло.
Подумав, завуч не стала вносить такое предложение. Честно говоря, ей совершенно не жаль этих Сторчака с Овчаровым. Эти два оболтуса входили в список отморозков, так что чего их жалеть. Получили по заслугам. В глубине души Надежда Александровна только позлорадствовала чужой боли.
Через полчаса два дуролома совсем пришли в себя и могли идти. Вот говорить они не могли. Совсем. И неизвестно, когда смогут произносить слова. Беда не приходит одна. Кроме потери голоса два лоботряса потеряли и свои смартфоны. Наверное, когда их корёжило и они катались по полу, то поломали хрупкие гаджеты. Не мелок же Баширова вывел устройства из строя. Хуже всего пришлось Жеке Сторчаку, ведь он на время взял крутой смартфон у своего старшего брата Сашки. Вот зачем он это сделал? Хотел пофорсить перед приятелями крутой игрушкой и сломал её. А братец Сашок простужен на всю голову: он уже провёл пару лет в колонии по не очень тяжкой статье. Это ему ещё повезло, что не припаяли разбой. После колонии он совсем слетел с катушек, а тут младший брат принесёт ему сломанный смартфон. Хоть вешайся теперь. И не объяснишься с братаном: голоса нет. Надо осваивать язык жестов. Вот брательник и преподаст этот язык жестов Жекеной тушке. Будет больно. Сашок и убить может, он совсем сдурел сидя в своей колонии. Там он пристрастился к марафету, а наркота ещё больше спекла и так невеликие его мозги. Овчарову несколько легче, но тоже надо как-то объясняться с родным папашей, у которого нервы. Максимку уже заранее начало трясти. Увы, но такова жизнь: возмездие настигает каждого, будь хоть ты трижды счастливым. Конец придёт, и конец ужасный. Какова деятельность, таково и падение. У ребят случился очень дерьмовый день и, похоже, дерьма скоро добавится: это точно, придёт им скоро большой Чубайс.
* * *
После окончания занятий в школе почти никого в здании не осталось. Основная масса народа весело разбежалась. Несколько учеников в актовом зале вместе с классной мамой репетировали песни к музыкальному вечеру, возились со своими швабрами и вениками уборщицы, которых сейчас величали мастерами чистоты. Оставался в своём помещении трудовик. Это один из немногих мужиков, трудящихся в школе. Трудовик пристроился на эту работу из отставников-пенсионеров, что типично для таких должностей. Бывший майор внутренних войск Безпалько Семён Митрофанович пошёл работать в школу по причине того, что ему категорически не нравилось сидеть дома в окружении большой и дружной, но надоедливой семьи. Во внутренних войсках ему служилось проще и понятнее: командировки в горячие точки, дрессировка любимого личного состава, а семья стояла на втором плане. Теперь, оказалось, что семьи стало слишком много, а армейскую дисциплину семья не понимала и строем не желала ходить. Зато обязанностей Семёну Митрофановичу семья нарезала выше головы, ведь ему же делать нечего — он на пенсии, а здоровья ещё ого-го сколько. Ещё оказалось, что его военную пенсию уже всю поделили. Семён Митрофанович сообразил, что имея за плечами 55 лет, он так может и не дожить до 60 лет, ему раньше прогрызут плешь и вынесут мозги. Двадцать четыре часа семейных ценностей это слишком много. Поэтому он сбежал от семьи в школу, когда подвернулась работа замещать должность трудовика. Здесь он прижился, и его не смущало то обстоятельство, что он фактически только числился учителем трудового обучения, а на самом деле он являлся мастером на все руки и бесплатной рабочей силой. Вдвоём с завхозом, одногодкой Безпалько, они поддерживали состояние школы в надлежащем виде, не дожидаясь, когда администрация наймёт работяг для устранения поломок. Весь мелкий ремонт директор взвалила на
