толстыми голубоватыми пластами снега на ветвях, под елями оленя с оленихой, кормушку и кусты.
У оленя были огромные ветвистые рога, похожие на те рога с надписью «Трибеч, 1913», и мохнатая грудь, он занимал половину рисунка. Олениха была поменьше, стройная, она робко тянулась к кормушке.
Оленьи уши у Силы никак не получались. Десять раз он их перерисовывал заново, то добавлял, то убирал краску, и всё неправильно, уши были похожи на собачьи. Хоть ты лопни, а у кормушки получалась собака, точь-в-точь священников Полкан, того и гляди залает. Не будь Силе жалко оленя, который выглядел как живой, он бы разорвал рисунок и нарисовал катание на санках, как все остальные.
Учительница все не возвращалась. В классе стоял шум. Милан орал:
— Тихо! Тихо! Всех запишу!
Дурак ты, Милан! Тоже мне, нашли на кого оставлять класс. Если б это дело поручили мне, я бы живо навел порядок, но теперь это меня не касается, я рисую. Меня Танечка не попросила, хотя знает, что без нее с классом может справиться только Сила.
До сих пор она ни разу не уходила с уроков, не заменяла математику рисованием. По мне, пусть ее век не будет, математики, можно и порисовать, но мы должны были отвечать про трехчлен, и я хотел вызваться, потому что контрольную за прошлый месяц я запорол. И вот она сбегает как раз, когда я собрался отвечать!
На этом суку я нарисую ворону, черную, нахохленную, с разинутым клювом. А в классе шум, рисунки летят с парт, девчонки верещат, ссорятся из-за ластиков. Милан надрывается: «Тихо, да успокойтесь же!» Не вопи, дурак, трахни кулаком по столу, и увидишь, как они притихнут.
Вы Милана выбрали, пани учительница. Милан вам милее, вы ходите к ним на собрания, столуетесь у них; у нас вы не можете, потому что мы бедняки. Только Милан вам порядок не наведет. Даром что написал на доске: «Весь класс ведет себя плохо». Тут скоро будет такое, что директор опять прибежит, как когда-то: «Где пани учительница?» — «Ушла». — «Ну-ка позовите ее».
Вы придете, а он: «Что это за порядки, коллега? Это вам деревня, а не город, ваши методы неудовлетворительны».
Бабы снова будут кричать: «Мы ждали учительницу, а нам прислали Танечку» — и никто за вас не заступится, даже я не смогу, и всё потому, что вы не подумали обо мне и назначили Милана.
Уши наконец-то подчинились ему и не были больше похожи на собачьи. Еще несколько мазков, и олениха тоже будет в порядке.
Сила облизнул кисточку и с удовольствием поглядел на рисунок: пожалуйста, вот так нужно рисовать зимний пейзаж, за этот рисунок я отхвачу пятерочку, это уж как пить дать.
Он уже хотел было подписаться под рисунком, и тут ему пришло в голову: господи боже, ведь олени на зиму скидывают рога!
Он рассвирепел, разорвал рисунок пополам, потом еще раз пополам и выбросил в корзину: туда тебе и дорога, как же я мог дать такого маху?
Он окинул презрительным взглядом галдящий класс и, не говоря ни слова — у Милана, что ли, отпрашиваться? — вышел во двор, поглядеть, чего там Таня так долго торчит в своей квартире.
Был февраль, холодно, двор промерз насквозь, в воздухе носились снежинки и белые крупинки града, но форточка в учительском окне была открыта. В комнате играло радио: собственно, даже не играло, слышны были какие-то скрипучие звуки. Кто-то там говорил речь, а множество людей прерывало его аплодисментами и выкриками.
Кто там говорил, что говорил — этого Сила не понял. Он попрыгал, помахал руками на холодном ветру и вернулся в класс.
— Радио слушает, — сообщил он безразлично. — Какой-то праздник.
* * *
Она пришла лишь на последний урок. В классе был жуткий беспорядок, пол усыпан обрывками рисунков.
Но Танечка даже не заметила, что в классе всё вверх дном. На доску, на которой Милан вывел корявыми буквами: «Весь класс ведет себя плохо», она и не взглянула.
Она сказала:
— Дети, у нас новое правительство, так и скажите дома…
На ней была старенькая шубка с оборванной оторочкой, на голове шапочка из белоснежного бараньего меха.
— Скажите, что сегодня днем президент объявил состав нового правительства.
Она говорила, словно пела. Она очень довольна. Странно, чего тут радоваться, что в Праге сменили каких-то министров.
— Последнего урока не будет. Завтра наверстаем, согласны?
Все закричали: «Ладно, наверстаем!» — и выбежали во двор.
Снежило, улица была белая, белехонькая, как накрахмаленная скатерть, как новый рисунок.
Таня подозвала Милана:
— Не уходи, нам нужно в национальный комитет. Будем созывать людей.
Милан повел плечом, словно ему не очень-то хотелось идти с Таней в национальный комитет.
Силе противно было смотреть, как он ломается. Если бы она сказала ему, Силе: «Не уходи», он бы ждал ее с радостью, сколько угодно, на любом морозе, и созвал бы людей хоть со всей округи.
Только ему она не скажет.
* * *
Они договорились, что наверстают упущенное на следующий день, но на другой день Таня вообще не пришла в школу. Вместо нее пришел директор.
— Пани учительница сегодня в Комитете действия, поэтому сидите тихо, я скоро к вам загляну. Репикова, следи за порядком!
Это ж надо — Олина Репикова! Директор назначил ее старшей и на этом успокоился. Больше он уже не возвращался.
Репикова! Ничего лучшего он не мог придумать.
Олина покричала, покричала, исписала всю доску фамилиями нарушителей порядка, потом пожала плечами:
— Да мне-то что, хоть поубивайте друг друга.
Достала спицы, пряжу и стала накидывать петли.
После перемены пришла Гомбарова, учительница в пятом и шестом.
— Сидите тихо, мне нужно идти к пану директору на совещание.
Наблюдать за порядком она велела Седмаковой. Вы только представьте себе — Юлише Седмаковой, первой зубриле и ябеде!
Тут Сила взорвался.
Как только Гомбарова скрылась за дверью, он встал, потянулся и шагнул к доске.
— Катись! — процедил он сквозь зубы и прищурил глаз.
Юлиша шмыгнула носом, обиженно глянула на класс. Но так как никто не думал вступаться за нее, она вернулась на свою парту, заткнула уши и начала зубрить географию.
Сила постучал по столу; только постучал, и класс затих.
— Уважаемые, кто-нибудь хочет схлопотать по шее? — спросил он.
— Смотри, чтобы ты не схлопотал! — выкрикнул Яно Гурчик.
Сила подошел к нему, смерил его взглядом.
— Попробуй, — сказал он, засучивая рукава. — Иди сюда, давай попробуем!
Яно испуганно заморгал и попытался улыбнуться:
— Да нет, это я так…
Сила великодушно кивнул: так и быть…
«Озвереют, —
